9 мая 2015 года Кайрату Альментаеву, проживавшему в психоневрологическом доме-интернате (ДПНДИ), исполнилось 18 лет. Что ждет выпускника дома-интерната: заточение в доме для психохроников под аминазином или полноценная жизнь, с получением образования и созданием семьи?
17 августа в Алматы в пресс-центре Бюро по правам человека за одним столом собрались представители общественности, бывшие няни и экс-директор дома-интерната, психолог, а также представитель прокуратуры. Собрались для решения судьбы Кайрата Альментаева – выпускника психоневрологического дома-интерната.
Открыла встречу Ерке Кудабаева, заместитель директора общественного правозащитного фонда «Коргау HR», показав сюжет по схожей проблеме в России из телевизионного проекта наших соседей «Я иду искать».
О том, как и в каких условиях живется детям в психоневрологических домах-интернатах, где пустуют кабинеты для обучения, а детям просто так ставят диагнозы и объедают, можно прочитать и в нашей прессе, например «”Лучше умру, чем буду это есть”: как живут в доме-интернате для психохроников?».
Своим мнением о происходящем в домах-интернатах поделились во время встречи экс-директор психоневрологического дома-интерната на ул. Каблукова и бывшая няня Кайрата, работавшая в том же учреждении:
– Когда я вступила в должность директора, мы начали активно заполнять пустые папки с делами детей. Задача детского дома – это искать родителей! Некоторых родственников мы искали годами, дети ведь имеют право знать своих родителей! А у них были пустые папки с историей болезни. Как можно лечить ребенка, не зная его диагноза? Дееспособных они делают недееспособными и наоборот, отнимая их пособия и квартиры и убивая людей в нормальных, но неугодных детях, – пожаловалась бывший директор Назипа Оспанова.
Больше всех в судьбе Кайрата Альментаева заинтересована его бывшая няня, Валентина Кругликова, которая относится к мальчику, как к родному сыну:
– Кайрат очень любознательный, многим интересуется. Да, характер у него непростой, но это зависит от обращения. Он видит, как я разговариваю с детьми, видит мою заботу и доброе отношение и также относится ко мне. Выходя на прогулку, дети предоставлены самим себе, а воспитатели обсуждают свои проблемы, следя только, чтобы дети не сбежали через забор. Они очень грубые, безучастные, поэтому дети так себя ведут. Мы с Кайратом разгадываем кроссворды, он сам заполняет, ему это интересно. Он отлично читает и считает. И таких детей очень много, – со слезами на глазах рассказала В.Кругликова.
Сама она тоже хотела усыновить мальчика, но ей отказали в силу пенсионного возраста:
– Я спрашивала Кайрата, почему он оказался на Каблукова, в доме для психохроников, чего он такого сделал, но он ответил, что ничего, ему просто обещали туда отправить и так и сделали, – уточняет женщина, специально прилетевшая из Сочи, где она сейчас проживает с семьей, чтобы еще раз попытаться изменить его судьбу.
Другая бывшая няня психоневрологического дома-инвалидов Любовь Хасанова отмечает, что случай с Кайратом далеко не единичный: по молодости ее часто просили немножко «преувеличивать» про диагноз ребенка, когда приходили психиатры, наговаривая про буйство детей – ведь все записывается со слов персонала.
Стоит отметить, что за последние полгода мальчика пять раз направляли в дом-интернат для психохроников. О его поведении там помимо няни рассказал Владимир Мацаков, который, будучи бывшим детдомовцем, неоднократно посещал Кайрата:
– В «психушке» ему давали сильнодействующие психотропные препараты, такие, как аминазин. Они довели ребенка до того, что он не мог нормально ложку в руках держать – так тряслись руки! Когда я приходил к нему, у него текли слюни сильно, он жадно ел. Этот дом-интернат – последний путь детей, дети не хотят туда переходить, плачут! А врач сказал мне: «Ну что вы ходите? Не приходите. И он вас забудет».
Алия Абдинова, юрист общественного фонда «Коргау HR», тоже неравнодушна к проблеме Кайрата. Она уверена, что на судьбе мальчика можно поставить крест, если его на всю жизнь закроют в доме для психохроников. Парня под свою опеку и ответственность хочет забрать Владимир Мацаков. Да и по закону после 18 лет парню также можно назначить опекуна, но если просьбу Владимира Мацакова не одобрят, то на всю оставшуюся жизнь его опекуном останется директор психоневрологического интерната. Кайрат это понимает и еще в январе обратился за помощью к общественности. Алия Абдинова помогла составить заявление, которое он собственноручно подписал. В заявлении даются ссылки на Кодекс «О здоровье народа и системе здравоохранения», где по ст. 93 (пациент или его законный представитель имеет право отказаться от медицинской помощи) и ст. 120 (все лица, страдающие психическими расстройствами при оказании им психиатрической помощи имеют право на отказ на любой стадии лечения от использования медицинских средств и методов) Кайрата не имеют права удерживать насильно.
Однако, по словам юриста, заявление вырвали и сдали участковому, считая, что у парня нет прав, поскольку в его удостоверении стоит прочерк. На что Кайрат с помощью Алии Абдиновой ответили вторым заявлением, отправив его заказным письмом с уведомлением. И в тот же день парня решили положить на Каблукова.
При том что у Владимира Мацакова имеется квартира в частной собственности, он готов принять мальчика под опеку, однако не все верят в искренность его намерений, ведь на счету у Кайрата скопилась неплохая сумма. Владимир готов отказаться от денег: по его словам, он и сам в состоянии обеспечить мальчика и помочь ему интегрироваться в общество. На его счету уже был опыт реабилитации и социализации бывших воспитанников интерната. И двое его подопечных – Даулет Мухиянов и Булат Калмагамбетов – пришли на круглый стол, чтобы поддержать Кайрата и усилия общественников.
– На год раньше положенного нас выпустили из детдома. Дядя Володя приютил нас пятерых, а ведь пособия раньше никакого не было. Мы вообще не приносили дохода, а все находились у него, необразованные, без работы и никому ненужные. Потом стали понемногу где-то зарабатывать, как-то помогать. Все было как в семье,– рассказывает Даулет, который женился и стал отцом, снимает квартиру, работает поваром. Казалось бы, обычный парень, а в доме-интернате на Каблукова ему ставили диагноз – ЗПР (запоздалое психическое развитие). Его товарищ – Булат тоже не стал преступником, как ему сулили в интернате, а напротив, закончил юридический колледж, отучился на курсах повара, парикмахера и строителя, чтобы не остаться без работы. Актуальным для них остался вопрос жилищный: в свое время они не встали на учет, а с достижением определенного возраста уже не могут претендовать на него (только в рамках туманной перспективы общей очереди).
Свой отказ в усыновлении ДПНДИ мотивируют и тем, что, дескать, Кайрат Альментаев нуждается в лечении в Центре психического здоровья, так как у него не только генерализированная эпилепсия, но и резидуальное поражение нервной системы, а также поведенческие нарушения.
И, кстати, в отличие от соседней России наши суды выносят вердикты в отношении будущего «интернатских» только на основании заключений лечебных учреждений, не принимая во внимание желание, а главное способности к продолжению нормальной жизни самих подростков.
Старший помощник прокурора Ауэзовского района Бауыржан Тулендинов, отмалчивающийся всю встречу, высказал свое мнение, согласившись, что проблемы детей интерната довольно актуальны на сегодняшний день:
– Заключение, общую проверку и оценку мы пока проводить не можем, нужно очень детально проверять все факты по каждому данному случаю. Если будут выявлены нарушения, то будем их рассматривать, – после чего оставил свои координаты и удалился.
Во время круглого стола психолог Юлия Азизи поделилась своими тревогами:
– Многие дети сами себе готовят, стирают, за каждым закреплен опекун, они даже являются внештатными сотрудниками, помогая и делая работу за работников интерната. Почему бы тогда их не признать дееспособными? Почему бы не делать проверки на умственные способности и адекватность раз в полгода? Мы приходим и видим, что состояние детей резко ухудшается, хотя все должно быть наоборот. Мы спрашиваем медперсонал, почему так происходит, на что нам отвечают, что они вынуждены так делать и писать, потому что детей некуда выписывать после детдома. А такими методами они быстро становятся недееспособными.
Среди рекомендаций психолога: ввести независимую психиатрическую экспертизу, создать патронаты, предоставлять покидающим интернат промежуточное жилье, открыть общественный контроль, а, главное – поставить на контроль сильнодействующие препараты, которые могут применять работники спецучреждений для подавления воли своих подопечных.
Как ни странно, приглашенное на круглый стол руководство ДПНДИ на встречу не пришло, сославшись на врачебную тайну, и отправив Алие Абдинове письмо за подписью замдиректора Айтмурзаева, где отметили статью 95, Кодекса «О здоровье народа и системе здравоохранения», согласно которой не допускается разглашение сведений.
Почему руководство одни статьи законодательства считает важными и нужными, а на другие не обращает внимания – остается загадкой. Однако Назипа Оспанова отмечает, что на содержание детских домов государством выделяются немалые суммы, другой вопрос: куда распределяются эти деньги внутри интернатов?
Возможно, ответ стоит искать в том же выпуске российской программы «Я иду искать», где представлен пример одного выпускника интерната, окончившего вуз и вполне готового для взрослой жизни. Если бы не собственная воля и вмешательство общественности, талантливому парню была бы уготована печальная судьба обитателя «психушки», без каких-либо надежд на нормальное будущее.
Татьяна Мальчикова, президент Гражданской комиссии по правам человека, вытащившая парня из цепких оков психиатрии, говорит о двух составляющих, благодаря чему и государству, и руководству психоневралогических интернатов попросту выгодно держать адекватных людей среди больных.
В первую очередь отпадает необходимость предоставлять сиротам обязанное по закону жилье. Во-вторых, финансирование психиатрических учреждений, и довольно хорошее, напрямую зависит от количества «постояльцев».
В Казахстане те же законы, что и в России, и те же самые отношения. И самое страшное, что, возможно, в аналогичной ситуации в обеих странах находятся десятки, если не сотни, других сирот.