Надоело. Господи, как надоело стучаться в запертые ворота, кричать в заткнутые уши и вглядываться в зажмуренные глаза!
11 октября я была на конференции в сенате парламента. Пригласили, похоже, по ошибке, потому что за две недели до начала позвонила маленькая чиновница и сообщила, что уже поздно, список готов, и я в него не вошла. Пришлось звонить вышестоящим чиновникам, членораздельно удивляться и проч.
Тема конференции в столь солидном государственном органе власти, естественно, тоже звучала очень солидно: «Конституционно-правовые проблемы уголовного права и процесса». Фактически состоялось обсуждение проекта нового Уголовного кодекса. Достоинства документа расписывал заместитель (первый) генерального прокурора Иоганн Меркель.
Заслушаешься – не просто новый свод уголовных законов, а шедевр юриспруденции, прорыв в борьбе с преступностью, гуманный и беспощадный! Раньше все, кто «сел», в глазах нас, обывателей, были уголовниками. А теперь вводится очень передовая градация, которой авторы гордятся: уголовное преступление – уголовное правонарушение – уголовный проступок. То ли под проступок, то ли под правонарушение, кстати, в УК «загребается» чуть не треть нынешнего Административного кодекса.
Далее на трибуну поднимались ученые вузов, адвокаты, любимая мною за блестящий интеллект судья в отставке Раиса Юрченко, и постепенно обнаруживается – далеко не так совершенен проект УК, как его презентуют авторы, проблем-то ого-го! Только о праве на свободу выражения на конференции – ни звука. А меня больше всего волнует защита именно этого самого права, которое Генеральная Ассамблея ООН считает критерием всех остальных свобод и которое в проекте УК зажато тисками еще сильнее, чем в действующем кодексе.
За месяц до конференции нам предложили привезти 80 экземпляров экспертного исследования, сделанного офисом представителя ОБСЕ по свободе выражения. Мы воспряли: значит, сенаторы хотят вникнуть в проблему! Конечно, это же не мундирные мыслители и не опасливый чиновный люд, все-таки высшая палата, самая-самая элита. Позже чиновница из отдела, обслуживающего комитет по законодательству, упростила задачу: скиньте текст по электронной почте, мы размножим его и раздадим сами. И вот теперь я перелистываю содержимое гигантской папки (у моей оторвалась под тяжестью ручка) с раздаточным материалом – а экспертизы ОБСЕ в ней нет…
Дождавшись обсуждения, беру слово – всё о том же, о чем мы, правозащитники и журналисты (увы, больше никто!), говорим из года в год. О том, что Концепция Уголовного кодекса противоречит Конституции, низводя конституционное право на свободу слова на уровень «внешне общественно-полезных деяний», о принятой Казахстаном рекомендаций Совета по правам человека ООН декриминализировать «клевету» и «оскорбление», об интервью нашего президента известной американской газете, где он говорит, что мы делаем «клевету» фактом не уголовной, а гражданской ответственности, об экспертизе ОБСЕ, которой почему-то нет в раздаточных материалах…
Тут модератор прерывает меня: «Ее нет, потому что вы прислали текст только вчера». Немею от неожиданности, потом встреваю: «Мы ее выслали давным-давно!». «Вы ее выслали вчера, и, естественно, ее не успели размножить». Господин Меркель раздраженно добавляет: «А Евросоюз пусть у себя разберется, у них в большинстве стран клевета в Уголовном кодексе». Жду продолжения – таким же тоном нас раньше клеймили американскими наймитами. Продолжения не следует. Функция дискредитации правозащитников давно передана интернетовским троллям.
Просвещать, что страны Евросоюза находятся под юрисдикцией Европейского суда по правам человека, который не допускает уголовного преследования за диффамацию и потому в Европе уголовные статьи о клевете не применяются многие десятилетия, уже некого – конференция закончилась. Зато теперь в обширное досье, отражающее гигантские масштабы общественного обсуждения, прибавится еще несколько страниц, ведь на конференции было целых два представителя гражданского общества – я и Айна Шорманбаева.
Да и кого просвещать? Все свои предложения и аргументы, подкрепленные международными стандартами и отечественной статистикой, мы уже предоставляли Генеральной прокуратуре. Получили обстоятельный ответ, где, в числе прочего, говорится, что уголовная ответственность за диффамацию соответствует…
Международному пакту о гражданских и политических правах! Разумеется, мы кинулись возражать, разубеждать, – только вот Генеральная прокуратура сочла дальнейшую дискуссию излишней. Ее ответ опубликован в блоге генерального прокурора – это образец изящного стиля и доброжелательности. Только вот если отвлечься от изысков слога, суть незатейлива: мы же вам изложили свою позицию, чего еще? (Почему-то в подтексте так и видится сердечное продолжение – «козлы!»).
Может, нас не считают специалистами? Ни докторских степеней, ни солидных должностей, а туда же – дискутировать на равных. Но ведь свою позицию высказали организации, с которыми нельзя не считаться. Может, в родной стране неприлично кивать на ООН и ОБСЕ, а нужно оперировать собственным материалом: посмотрите, сколько судов у нас ежегодно, и ведь ни разу, ни разу не доказали, что журналист (да и не только журналист, вообще человек) хотел оболгать чиновника. Умысел на клевету вообще доказать невозможно, и приговоры, по которым журналистов сажают за решетку и разоряют, это подтверждают, – убедительных доказательств ни в одном нет.
Может, рассказывать, как это страшно, когда тебя обвиняют в преступлении, которого ты не совершал, проинтервьюировать людей, побывавших в качестве обвиняемых в делах о клевете? (Я дважды обвинялась в гражданском порядке в унижении чести и достоинства, оба суда закончились в мою пользу, но вот тревога по поводу возможного судебного признания вины и отсутствующих миллионов, которые могут с меня стребовать, до сих пор присутствует). Те же европейцы давно сформулировали, что угроза уголовного наказания действует на свободу слова как холодный душ. Но у наших деятелей на все резоны один ответ: а вы не клевещите, не посягайте на честь и достоинство Человека.
Кто эти Человеки, понятно, – конечно же, не сантехник дядя Вася и чабан Ахмет. Это лица при власти и деньгах. Им не нужна критика, они не хотят снисходить до настоящей публичности, пользоваться правом на ответ – зачем, когда можно «припечатать» приговором?
«Не огорчайтесь, проект действительно сырой, очень часто бывает, что в мажилисе законопроекты меняют на две трети», – шепотом подбадривает меня после конференции сосед, один из аппаратных работников сената. Конечно, будем уповать теперь на мажилис. Но…
Как только проект УК, напичканный ограничениями свободы слова, ушел в парламент, я стала «приставать» к некоторым должностным лицам, обязанным работать с журналистами и сотрудничать с гражданским обществом: почему вы нас не поддерживаете? Средние чины стыдливо пожимали плечами: вы же знаете, мы – люди подневольные. Чины покрупнее многозначительно поднимали вверх указательный палец: что поделаешь, решение принято, может, на каком-то следующем этапе получится. Доверительные эти разговоры ведутся в кулуарах свистящим шепотом. Я могу, как и все мы, предполагать, чье это решение, – не президента, конечно, а могучих ведомств, чьи названия укладываются в короткие аббревиатуры.
А может, и нет никакого решения? Все проще – служивые люди небольшого ранга боятся высовываться, хотя утверждают (ох, уж этот ненавистный свистящий шепот в кулуарах!), что все понимают и вообще в душе гораздо прогрессивнее, чем на деле. Деятели при высоких рангах презирают журналистов как класс: ни приличных манер, ни приличных доходов, а туда же – ведут себя как равные, суются без спросу в чужое служебное белье, болтают о народе и общественном благе.
А если какое-то Решение действительно есть, то всё, что еще предстоит с проектом УК, будет совсем уж тошным спектаклем.
Тамара КАЛЕЕВА
Публикация в газете «DAT» от 17.10.2013
