Экс-аким Жанаозена Орак Сарбопеев признался: о том, что планируются массовые беспорядки, он знал… А в конце почти трехчасового опроса чиновника подсудимый Парахат Дюсембаев задал ему потрясающий по своей простоте вопрос: «Почему за сожженные юрты государство дало людям по 2 миллиона тенге, а за жизнь человека 1 миллион?».
Главным событием 24-го заседания Жанаозенского процесса стало выступление на суде бывшего акима Жанаозеня- чиновника, выдавшего двухмиллионые расписки за сожженные юрты. Орак Сарбопеев признался: о том, что 16 декабря в городе планируются массовые беспорядки, он знал.
Об экс-акиме, который сам сегодня находится под следствием, в народе рассказывают немало историй. Например, о том, как бывший аким увековечил имена народных целителей — он распорядился выгравировать их фамилии на почетной стене, установленной на алее выпускников его родной школой № 12. В Мангыстауской области и правда немало талантливых людей, обладающих, в том числе, и экстрасенсорными способностями, но гравировка их имен вызвала у жанаозенцев вопросы.
Когда бывшая одноклассница экс-акима, ныне задержанная по подозрению в разжигании социальной розни Айжангуль Амирова, спросила Сарбопеева: мол, с какого дуба рухнул? Он ответил совершено неожиданно, но искренне: «Когда хозяевами тут будут китайцы, они будут знать, какие великие казахские целители жили на этой земле».
С приходом Сарбопеева в суде ждали сенсаций и новых разоблачений. Бывший глава расстрелянного города сейчас находиться под следствием — его обвиняют в финансовых махинациях. Выступал в суде он в качестве свидетеля.
Ждали, что к микрофону выйдет человек растерянный или, по крайней мере, ощущающий груз своей ответственности. Но перед залом неожиданно предстал 40-летний холеный мужчина, дорого одетый (что диссонировало со скромной одеждой подсудимых и большинства людей, сидящих в зале). Отвечал на вопросы со спокойствием уверенного в себе собеседника.
Сенсация, впрочем, случилась. Сарбопеев неожиданно выступил в поддержку нефтяников.
– Вы пытались решить трудовой спор нефтяников? — спросили Сарбопеева.
– Да пытался. С мая 2011 года я начал получать заявления о голодовке нефтяников, — ответил экс-аким. — Когда началась голодовка, я ходил к ним и говорил: этот вопрос ведь можно решить мирным путем. Поговорил с ними и ушел. Потом нефтяники были согнаны с территории предприятия ОС-5 на площадь. Я опять пошел к ним. Потом в больницу начали поступать голодающие нефтяники. Тогда парни собирали баклажки с бензином и угрожали нам: если их тронут они подожгут себя. Мы начали готовить ожоговые кровати для них. За это время мы организовали много собраний. Я видел их «жировки»… Мы начали проводить разъяснительную работу. Потом для решения спора я предложил пригласить людей со стороны. Но мы так ничего и не решили. Я не смог решить этот вопрос в рамках закона. Но двери акимата всегда были для них открыты. К ним приходили люди из партий, приезжали из-за границы. Все они говорили нефтяникам: давайте придем к соглашению.
Рассказ экс-акима Орака Сарбопеева о подготовке города к празднованию 20-летия независимости Казахстана, вылившего в жестокую кровавую бойню, все слушали очень внимательно. Надеялись: может, он прольет свет на тайны жанаозенской трагедии? Думаем, стоит процитировать его речь полностью.
«К нам приезжали из области… Мы обсуждали: как провести этот праздник. Ждали на праздник приезда высшего руководства, готовили предприятия, чтобы они поставили юрты. Их решили поставить на алане, но там лежали нефтяники. Мы их оттуда не гнали. Мы, вроде договорились, что парни поймут… на период праздника…. Я к ним подошел, они сказали: «Ага, вы же видите, какая ситуация». Я им ответил: «Я вас отсюда не гоню». На площади в тот день -15 декабря, стояли хозяева юрт. Они тоже присоединились к мнению нефтяников. Потом я вызвал их в акимат. Сказал: мы сейчас не можем решить этот вопрос, но никто не тронет их юрты. Они спросили: а какую дадите гарантию? Я спросил: зачем? Парни не тронут юрты, они же семь месяцев стояли спокойно. Тогда один мужчина сказал: дайте нам гарантию на 2 млн (на предыдущих заседаниях, во время опроса, владельцы юрт в один голос утверждали: расписку на 2 миллионами им предложил сам экс-аким). После этого я написал расписку и передал помощникам. Они ее размножили на ксероксе и раздали.
Мы ставили юрты допоздна. Нефтяников было мало, и я подумал: ну значит, праздник пройдет нормально. Туда пришли и люди из органов. Они спросили: «Как ситуация?». Они мне сообщили: получено письмо от нефтяников на мое имя, на имя прокурора. В нем говорилось: если произойдут массовые беспорядки, то они не имеют к ним никакого отношения.
Утором 16 декабря мы вместе с Айткуловым (замакима области) пришли на алан. Там были нефтяники, полицейские и жители города. Мы пошли в сторону сцены. Я оглянулся назад и увидел, что там началось движение. Полицейские выстроились в ряд около нефтяников. Начался концерт. Возмущение усиливалось. В сторону сцены побежали люди. Я не могу сказать, что там были только одни нефтяники. Бежала большая группа. Полицейские не смогли их всех перехватить.
Когда парни забежали на сцену, я и Айткулов сели в машину и уехали в акимат. Когда мы сидели там, услышали, что упала ёлка. Когда пришел в акимат, в окно увидел, как с алана люди бежали в строну «Озенмунайгаза» и гостиницы «Аруана». Потом они побежали в строну акимата. Я видел толпу, но не могу сказать, что все были в красных спецовках. Я только видел в их руках палки. Мы закрылись изнутри. Всех сотрудников акимата отправили домой. Люди начали ломать двери, окна…
Мы перешли в комнату отдыха: там дверь была крепче и ее не смогли бы взломать. Потом почувствовали запах гари. Слышали голоса. Выходить побоялись. Потом кто-то начал ломать нашу дверь снаружи. Это был парень лет двадцати. Он не доломал дверь и ушел. Мы сами доломали ее и вышли (тут Сарбопеев не пояснил: как он увидел через дверь парня, и зачем они доломали дверь, а не открыли ее изнутри ключом — авт.). Мы ушли наверх, на крышу.
Там услышали звуки автомата. Это было около 11 часов. В городе было около 100 полицейских. Так решило областное руководство ДВД. Дополнительные силы приехали 15 декабря. Но их сил явно не хватило. Мы все еще пытались выйти из здания акимата. Через 10 минут автоматные очереди прекратились. Но потом возобновились. Мы смогли выйти из акимата только к 7 часам вечера. К этому времени приехали полицейские. Мы перешли в ГУВД и работали там…» (конец речи)
– Вы говорите: трудовой спор нефтяников решает работодатель. Вы, как аким города, писали письма в областной акимат?
– Нет. Я в устной форме сообщал об обстановке.
– Почему вы не обращались письменно?
– Потому что об этой ситуации говорилось каждый день.
– Вы же сказали: приглашали независимых специалистов. Вы участвовали в этих переговорах?
– Приезжали Пястолов, Серик Сапаргали, представители партии «Алга», но этих людей приглашал не я.
– Вы сказали, что инициировали приезд специалистов из Америки. Где вы слышали, что зарубежные люди могут решить наш вопрос? — спросила адвокат Ардак Батиева.
– Это была моя инициатива. Проблема не решалась, и я хотел как-то помочь.
– Вы не считаете, что приглашая людей из-за границы, вы сами повернули ситуацию в другую сторону? — настаивала Батиева. (Это напомнило о версии вмешательстве страшной и таинственной «третьей силы» — авт.)
– Нет, не считаю, — ответил Сарбопеев.
– Но вы же аким! Вы представитель государства! — включились другие адвокаты.
– Да я аким, но я человек.
– Почему вы дали расписку на 2 миллиона тенге. Это было заявлено от имени государства или от акимата?
– Я дал расписку от имени акимата, но я не думал, что произойдет такая ситуация. Я сам был нефтяником, работал с ними...
Тут Орак Сарбопеев вдруг сказал определено: «Я не думал, что парни пойдут на такие действия… До сих не верю в это. А расписку на юрты дал только для того, чтобы провести праздник…».
– Почему вы юрты поставили на камни. Это было чье-то распоряжение? — продолжили опрос экс-акима Жанаозеня адвокаты. (По древним традициям, которые здесь чтут, юрты принято ставить только на землю, поэтому прежде, до 16 декабря, в дни общественных праздников жанаозенцы ставили юрты за городом — авт.).
– Это был мой приказ. Мы не придали значения тому, что алан — каменное место. Хотя эти парни говорили: «Это же камни…». Они говорили: «Лучше не стоит этого делать. Но я подумал: поставим только на праздник.
– Вы знаете свои традиции, праздники — то, как они обычно проводятся. Почему все-таки поставили юрты на камни?
– А где написано, что нельзя ставить на камни? Это такая же земля. Я не видел большой разницы…
– Вы помните, с какого места началось полицейское оцепление? — перешли к другой теме адвокаты.
– Когда мы начали подходить к сцене. Нефтяники ходили по алану. Ребята начали кричать: «Что вы делаете?».
– А зачем вы сделали оцепление? Они что же не должны были участвовать в празднике?
– А зачем въехал УАЗ? — ловили Сарбопеева.
– Он привез продукты.
– А как на площадь заехала эта машина, если туда даже люди не могли пройти?
– Нет, УАЗ стоял с краю, — ответил экс-аким.
…К слову, на предыдущих заседаниях полицейские утверждали: УАЗ въехал на середину площади, в этот момент на машину кинулись нефтяники. Только потом машину отогнали на край алана. В ходе опроса Орак Сарбопеев еще признался: 19 декабря он вышел посмотреть на алан, но не увидел там разбитой брусчатки.
Адвокаты вернулись к теме организации праздничных мероприятий.
– Вы праздничную программу когда подготовили?
– За месяц до праздника.
– Вы являетесь представителем государства. Почему вы не пошли к нефтяникам и заранее не предупредили их о концерте и других мероприятиях?
– Я не подумал об этом. Площадь — место для народа, поэтому выбрали алан.
– Как вы считаете: требования нефтяников были законным? — спросили свидетеля.
– Считаю, были законными, — ответ Орака Сарбопеева вызвал одобрительный шум, однако прежде он утверждал обратное.
– Вы слышали, что нефтяники собираются организовывать массовые беспорядки?
– Что намечаются массовые беспорядки, слышал, но что их будут организовывать нефтяники — нет.
– Вы видели, чтобы кто-то из сидящих на скамье подсудимых участвовал в массовых беспорядках?
– Не приглядывался. Я только оглядел площадь.
Экс-аким также сообщил: ни одного нефтяника с оружием не видел и горящих 16 декабря юрт — тоже. Заверил: во время забастовки акимат организовывал материальную помощь детям бастующих. Но на вопрос, отправляли ли детей нефтяников в школьные лагеря, ответил: такой работы не проводилось. На вопрос, какую помощь в период забастовки акимат оказывал нефтяникам («Вы же видели, что они стоят в холоде, на жаре?»), ответил: «Мы им сказали не ставить палатки. Но для того, чтобы решить вопрос быстрее, а не для того, чтоб создать им неудобства».
– У вас был телефон, вы же могли распорядиться прикатить расстрел людей?
– Они стреляли в воздух…
Сарбопеев отвечал на вопросы в течение почти трех часов. В процессе опроса выяснилось: сто полицейских дополнительно прибыло в Жанаозень еще 14 декабря. Разместили их в городских гостиницах, а питание обеспечивала компания «Озенмунайгаз».
– Как высчитаете, кто может быть виновен в произошедших событиях? — спросили экс-акима.
– Наверное, нет невиновных людей. Я сам виноват, не углядел… Также есть противоречия в законе… Я надеялся, этот вопрос решится, потому что до этого были подобные ситуации: мы ругались, возмущались, но решали вопросы.
У 37 подсудимых тоже были вопросы к бывшему акиму города.
– На алане мы поставили палатки, но туда пригнали трактор и снесли их. Зачем вы это сделали? — спросил Парахат Дюсембаев.
– Мы хотели, чтобы вы вернулись на работу. Мы думали, таким способом решим проблему быстрее.
– Почему в июле 2011 года нас выгнали с территории ОС-5 и сказали идти на эту площадь?
– Я к этому не имею отношения. Я об этом узнал позже.
– Почему к нам не приезжали врачи, когда мы голодали?
– Мы давали им задания вас обследовать, а почему они не приезжали к вам, не знаю.
– Почему говорили елбасы что здесь всё спокойно? — продолжил подсудимый Максат Досмагамбетов.
– Я президента лично не знаю. У меня к нему нет прямого доступа. Ему лично я этого не говорил.
– Вы ведь ответственный за наш город?
– Да.
– Тогда почему полицейские сделали оцепление. Кто дал этот приказ?
– К этому имеет отношение представители правоохранительных органов. Я не могу им приказывать: не делайте того-то.
– Зачем на праздник привлекали полицейских других районов области? — засыпали вопросами подсудимые нефтяники.
– Мы слышали разговоры: придут какие-то парни. Чтобы подготовиться…
– Почему вы тогда говорили: на алане стоят только около 60 человек и все они оралманы?
– Я никогда не выступал против орламанов. На дискуссионном клубе в Астане я говорил о проблеме нефтяников, об их заработной плате. Но никак не выступал против оралманов.
– Зачем велась видеозапись на алане? Почему это делали молодые парни, кто они?
– Мы должны были знать, сколько человек на алане. Мы должны были держать ситуацию под контролем.
Завершился опрос бывшего акима Жанаозеня потрясающим по своей простоте вопросом:
– Вы пообещали выплатить за юрты два миллиона тенге, а за погибших во время расстрела людей дали по одному миллиону. Вы считаете, жизнь людей стоит дешевле юрт? — спросил Парахат Дюсембаев.
– Про два миллиона тенге я написал по просьбе одного из жителей Жанаозена. А про компенсацию в один миллион за погибших сообщило государство.
После двухчасового перерыва суд вновь опросил анонимных свидетелей — полицейского, рядового жителя Жанаозена и следователя.
Главные свидетели в погонах, выступая измененным голосом из-за занавеса сцены зала суда, на большинство вопросов или отвечали сумбурно, или совсем не могли ответить. Но важнее их ответов были вопросы подсудимых. В них раскрывались новые подробности и жанаозенской трагедии, и последовавших за ней «следственных мероприятий».
Опрос начали со свидетеля под псевдонимом «Айбек Карасаев».
– 16 декабря на алане проходил концерт. Потом нефтяники и молодые парни дрались, били полицейских. Я смотрел на все это. Потом толпа побежала в сторону акимата. Среди них я увидел Утебекова Жанайдара. Он ходил среди ребят, которые были с закрытыми лицами, — рассказывал голос. — Началась перестрелка. Жанайдару в ногу попала пуля. Я испугался, что в меня тоже пуля попадет и ушел.
Свидетель не смог ответить на вопрос, как выглядел в тот день подсудимый: «Помню его по глазам, а лица не помню…». Сказал, что видел, как Жанайдар кидал в полицейских камни.
Адвокаты заметили: «Утебеков — пожарный, он в тот день спасал жизни других людей, несмотря на опасность. Разве мог он на кого-то нападать и тем более поджигать здания?»
– Я не знаю, — ответили из-за занавеса.
– Почему бы вам не выйти в зал и открыто все не рассказать? — предложили свидетелю.
– Я боюсь за свою семью…
– Вы боитесь Утебекова?
– Но у него есть друзья, стоявшие на алане…
Подсудимая Айжан Дюсембаева удивлено добавила: «Если Жанайдар, как следует из ваших показаний, такой придурок и хулиган то, как же он может тренировать маленьких детей?» (До декабрьских событий Жанайдар Утебеков вел спортивную секцию в средней школе).
Голос ответил: «Не знаю».
– Вы сказали: не знаете его по внешности, но узнали по глазам? Вы можете описать его внешность?
– Я вам не художник…
Голос полицейского под псевдонимом «Мурат» услышали из-за занавеса после позывных скайпа:
«Я работаю в полиции. 16 декабря мы были на алане. Нас было около 100 человек. На площади стояло около 200 нефтяников. Около 10 утра начался парад детей. Нефтяники стали возмущаться, прорвали оцепление, побежали на сцену. Стали нападать на полицейских, на певцов на сцене. Напали на УАЗ, разбили стекла. Они пытались перевернуть машину, но мы отстояли ее. Беспорядки начали усиливаться и мы ушли в ГУВД. Среди активных я узнал Жумагалиева Муратбая. Он кричал: «Где справедливость?!» и нападал на полицейских. Непесов Бауржан бил парней, которые стояли за турникетом. Косбармаков Мурат был выпивший, от него воняло перегаром. Он нападал на полицейских. Нарына я узнал по видеозаписи. Он тоже нападал на полицейского — сзади. Хотел его повалить. Досмагамбетов Маскат был одет в «оляску», он прыгал на полицейского, матерился. Я запомнил Дюсембаева Парахата. Он был среди тех, кто разбил оцепление. Если бы они не прорвали оцепление, наверное, не было такого. Я видел Акжигитова — он взобрался на сцену. Еще помню Ергазева — он бежал в нашу сторону, кидал камни. Запомнил Тулетаеву. Хоть она и не на нападала на нас, но она ходила около нефтяников и подговаривала их. Кого-то вызывала (?) по телефону…».
– Скажи нам это в глаза! Выходи сюда и говори все открыто! — разом вскочили с мест нефтяники
.
Наконец, после вопросов прокуроров задать свои вопросы смогли подсудимые. Парахат Дюсембаев, Жанайдар Утебеков, Роза Тулетаева, Есенгельды Аманжолов спрашивали:
– Можно стрелять в людей только потому, что они нарушили общественный порядок? Убитые дети, старики, женщины тоже хулиганы?
Анонимный полицейский отказывался отвечать.
– Скажи, что я делал на площади? — спросил Парахат.
– Я тебя до этого не видел. Узнал по видео: там ты на всех нападал, матерился. Ты везде засветился!
– Откуда ты меня знаешь?
– Я тебя не знаю. Я тебя увидел по видеозаписи, а твое имя узнал на следствии
Роза Тулетаева спросила: «Почему вы решили, что я кого-то вызывала по телефону?».
– В Узень я приезжал часто, по поводу забастовки. Вас знает весь ГУВД Узеня. Я вас видел, когда вы ходили по алану со злыми глазами и нахмуренными бровями, — отвечал голос.
Роза обратилась к судье, обратив его внимание: «Каждый полицейский использует мое имя в своих показаниях и пытается создать негативный образ». Судья промолчал.
– Ты был среди тех, кто стрелял в людей, когда вернулся во второй раз? — спросил Парахат Дюсембаев.
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
– Нет, ты ответишь на этот вопрос! Потому что здесь сидят люди, которые не убивали других людей. Убивали вы!
– Вы нарушили закон. Вы нарушили общественный порядок. Вы не подчинились полицейским… — уверено отвечал анонимный свидетель.
– Можно стрелять в людей только за то, что они нарушили общественный прядок? — возмутился подсудимый Жанайдар Утебеков.
– Я на этот вопрос отвечать не буду!
Жанайдар продолжил: «Здесь сидят простые люди, которые были ранены из-за вас и мы еще виноваты? А ты сидишь там здоровый, не пострадал во время беспорядков. Это ваш порядок?»
– Не смешивай простой народ с хулиганами, — не растерялся полицейский.
– Там были раненые, убиты маленькие дети, женщины, старики. Они тоже были хулиганами? — встал с места подсудимый Жанайдар Утебеков.
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
Роза Тулетаева сделала вывод: «Из твоих показаний получается: ты ходил за нами по попятам, как ты выразился — за хулиганами и успевал все узнавать? Выслеживал нас?»
– Я не буду отвечать на это вопрос.
– Ты нас называешь хулиганами, а сам себя кем считаешь? Ты ведь стрелял в народ? — говорил подсудимый Есенгельды Аманжолов.
– Я не буду отвечать вопрос.
– Что там делал подсудимый Косбармаков?
– Вытащил руки и показал фигу.
– Ты сказал, что он был подвыпивший, как ты это узнал?
– По его поведению, по его глазам, по его речи…
– А почему ты его не задержал и не привел в полицию?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
Адвокат Саулебай Санзызбайулы поинтересовался: где именно 16 декабря стоял полицейский. Голос ответил: «Везде, где приказывали».
– Какой у вас рост?
– Это не имеет отношения к делу…
– Это имеет отношение, потому что вы назвали около шести человек, которых вы, оказывается, помните. Во что они были одеты, что делали, вы точно описываете их телосложение. Создалось такое ощущение, что вы следили за всеми сразу. Как вы смогли видеть всех в одно и то же время?
Аралбай Нагашибаев возразил: «Он же сказал, что был в разных местах».
– Вы очень уверено говорите и уверено обвиняете нефтяников в организации беспорядков. Если вы так в уверены в их вине, почему вы не выйдете в зал и не скажете это открыто? Ведь вы офицер и стоите на страже народа, — спросили свидетеля адвокаты.
На вопросы адвокатов: «Когда он второй раз вернулся на площадь Жанаозена?», «Какое задание он получил, выйдя в общем строе вооруженных полицейских?», — голос отвечать отказался. Отрицал и наличие оружия.
– Ты видел избитых парней и изнасилованных девушек и женщин в ИВС? — выкрикнули из будки для подсудимых.
Этот вопрос прозвучал, скорее, как утверждение, но и на него свидетель не ответил.
– Почему вы не применили резиновые патроны, слезоточивый газ? Почему вы растеривали людей из боевых патронов? — в сердцах продолжали спрашивать нефтяники.
Судья успокаивал зал и часть вопросов снимал: «Это не имеет отношения к делу».
В завершении опроса анонимного свидетеля подсудимые нефтяники объявили: «Мы узнали, кто ты! Ты Мухтар Кожаев, бывший начальник ГУВД Жанаозена».
– Нет, я не Кожаев, — ответил голос за занавесом.
Адвокат Арман Жаменов тут же выступил с ходатайством: «Раз опрашиваемый не ответил ни на один вопрос, прошу исключить его из свидетелей».
– Толкование его ответов мы будем делать в конце судебного процесса,— поставил точку судья Нагашибаев.
По ходатайству прокуроры в зал пригласили свидетеля Ельжаса Онерова — следователя Актауского следственного комитета. Именно его один из анонимных свидетелей – он отказался от своих показаний – обвинил в оказании давления.
Онеров сообщил: опрашивал только свидетеля Алмаса Жаилханова, но давления на него не оказывал, и свои показания тот дал добровольно.
– Он боится за свою семью, поэтому к нему применена статья 100 УПК, — заверил следователь.
– Помнишь, в ГУВД мы столкнулись? Ты видел, как шесть полицейских били меня, как прокалывали мне стиплером уши, — вскочив со скамьи, крикнул подсудимый Маскат Досмагамбетов.
– Нет, не видел…
Шум в зале и возмущения родственников подсудимых, на некоторое время прервали опрос. Нефтяники требовал от свидетеля правды: «Ты меня видел! Ты видел, как меня избивали! Ты видел, как мне прокалывали уши стиплером!».
– Это вранье, — спокойно отвечал Онеров.
– Ты мне говорил: «Здесь стой. Подожди, я тебя сейчас хорошо «отымею»». Ты тогда приехал взять подпись под моим заявлением и сказал: если я не поставлю подпись, мне будет плохо.
Максат обратился к залу: «Этот человек был среди тех, кто нас бил. Всё, что он говорит здесь, – вранье!».
К опросу подключились адвокаты. Их интересовало: почему свидетель, о котором идет речь и на которого, якобы, не оказывалось давления — Жаилханов, давая показания против подсудимого, при этом сообщил суду: на алане он не был?
– Боится давления, — объяснил следователь — Поэтому мы применили в отношении него сотую статью УПК. Он сказал, что на него идет давление со стороны родственников подсудимого.
– А почему вы не применили санкции в отношении людей, которые ему угрожали? Вы ведь знали их имена?
– Как будешь возбуждать против них дело….
– Жаилханов в суде сказал: он бежал и прятался, чтобы приехать в суд. Получается, вы не выполнили свои обязанности в части его охраны?
– Мы не обязаны за ним ходить…
– Значит в целях безопасности, вы ему дали только псевдоним, — резюмировали адвокаты.
Их вопросы были важны: Жаилханов был единственным свидетелем, который дал показания против подсудимого Ертая Ермуханова.
– Как вы уточняли его показания? — спросили следователя. — Вы опрашивали соседей, родственников Ермуханова?
– Нет еще, — просто ответил Онеров.
– А мы опросили соседей, — сообщили адвокаты. — Соседи и родственники утверждают, что 16 декабря он был дома. Почему за основу обвинения вы взяли только показания Жаилханова?
Адвокат Венера Сарсембина продолжила. Ее интересовало: какая была необходимость допрашивать 22 декабря свидетеля Жаилханова с 9.30 утра до часа ночи?
– Мы допрашивали много людей. Я, знаете, не обращаю внимания на такие моменты…
– Помнишь, как ты угрожал мне? — спросил Онерова Парахат Дюсембаев. — Ты говорил моей матери, что я всё равно сяду…
Тут начался спор между судьей и адвокатом: судья потребовал не задавать лишних вопросов, которые, по его мнению, не существенны. Адвокаты парировали: Онеров не дает четких ответов. Пока продолжался спор, свидетель… ушел.
Следом за ним вышла мать Досмагамбетова Максата, мать-героиня, 80-летняя Онайгуль-апа. Внимательно выслушав показания следователя и признания сына о пытках стиплером, которые она услышала впервые здесь, в зале суда, женщина откуда-то взяла силы, растолкала всех на своем пути и выбежала следом за Онеровым.
Впрочем, Онайгуль-апа почти сразу вернулась. Видимо, работник следственного комитет очень быстро ретировался из здания и догнать она его не смогла. Подсудимые тем временем возмущались: «Почему полицейские себя так ведут? Они могут покинуть зал даже без разрешения судьи!».
Аралбай Нагашибаев на вопрос не ответил, но возвращать свидетеля не стал.
Сенсации на этом заседании суда не закончились. Выступление Маржан Аспандияровой, невисимого журналиста, юриста и сопредседателя партии «Азат» вызвал шквал эмоция теперь уже со стороны судьи Аралабая Нагашибаева. Он обратился к адвокату Гульнаре Жауспаевой, по ходатайству которой свидетель была вызвана в суд.
– Жуаспаева встаньте! Объясните суду, зачем вы вызвали этого свидетеля? Что конкретно она может сказать по исследуемым событиям?
Адвокат такому обращению возмутилась и попросила судью быть вежливее. Но Нагашибаев перебил ее, сказав, чтобы адвокат не огрызалась, и потребовал «занести поведение Жауспаевой в протокол».
– Зачем вы прилетели на этот суд? — переключился судья на Маржан.
– Я приехала как гражданин — сказать свое мнение. Эти люди не виновны. Трудовой вопрос нефтяников длится не семь месяцев, а семь лет. Наша партия с этого времени проводила с ними работу, пыталась помочь решить их проблемы. Мы писали президенту, ходили на встречи с руководством «Казмунайгаза», создали комиссию… Они вели себя очень культурно: не пили водку, к себе не подпускали лишних людей. По моему мнению, все началось с Сарбопеева, Кулибаева и Ишманова. Именно эти люди виноваты в этих трагических событиях. Я так же считаю: в этом виноват и президент Назарбаев, который семь месяцев не реагировал на забастовку нефтяников.
Аралбай Нагашибаев прервал речь свидетеля: «Мы не пришли выслушивать ваше мнение, кто виноват. Это решит суд».
– Если вы заинтересованы в объективном расследовании этого дела и вынесении справедливого решения, вы должны меня выслушать, — возразила Аспандиярова. — Всё, что я скажу, имеет отношение к событиям 16 декабря. И вы не должны меня прерывать…
– Аспадиярова, вы не на партийном собрании! — прервал ее судья
– Это неправда. Сама Роза никогда не искала иностранные информационные агентства.
Следующий реплику вставила адвокат Ардак Батиева: «Если этот свидетель пришел по поводу Тулетаевой, то пусть говорит только о ней».
Вдруг с места в зале встала подсудимая Айжан Дюсембаева, срывающимся голосом она закричала:
– Вы говорите, оказывали помощь, а где вы были, когда я лежала в больнице, когда меня таскали по судам? Где вы были? Где была ваша помощь? Я здесь страдала, а вы где были?
Аспадиярова растерялась и не нашлась, что ответить.
Судья обратился к нефтяникам: «Вы говорили, у вас трудовой спор, что вы не связываетесь с политикой. Теперь выясняется — вы работали с политической партией, выясняется, что вы имеете отношения к партии».
Никто не понял, с чего судья сделал этот вывод. Маржан Аспандиярова попыталась объяснить:
– Эти ребята к нашей партии и не имеют никакого отношения, они не члены нашей партии…
– Вы 16 декабря были на алане в Жанаозене? — перебил судья.
– Нет, но то, что я вам говорю, тоже имеет отношение к событиям в Жанаозне.
– Нам не нужна ваша оценка. Это решает суд.
В спор опять вступила адвокат Батиева: «Мы теряем время. Если этому свидетелю нечего сказать, давайте позовем другого».
Аспандиярова пыталась убедить если ей дадут возможность договорить до конца, то суд услышит всё, что относится к рассматриваемому делу.
Подсудимые нефтяники дождались, пока спор затихнет, и спросили судью: «Почему когда кто-то приходит сказать слово в нашу поддержку, вы их перебиваете и не даете договорить. Но когда выступают против нас, их внимательно слушают? Вчера был Пястолов, который помогал нам по юридическим вопросам. Не дослушав, вы выпроводили его из зала суда. Сегодня Маржан Аспендиярова хочет выступить в нашу поддержку, вы и ей не даете сказать. Где справедливость тогда?»
Эти слова поддержала Роза Тулетаева:
– Когда в суде выступал представитель «Казмунайгаза», он говорил много, но не по делу. Мы его слушали два часа, а теперь, когда приходит человек, чтобы прояснить вопросы по трудовому спору, вы не даете ей сказать ни слова!
– Хорошо пусть всё говорит, — сдался Нагашибаев.
Маржан подробно рассказала, как начался трудовой спор нефтяников, как затягивалось решение конфликта. В конце своей речи она заявила:
– Виновны в массовых беспорядках представители «Казмугайгаза», аким Сарбопеев, Ишманов и президент Нурсултан Назарбаев.
Нефтяники поддержали слова журналистам одобрительным гулом. Прокуроры возмущались заявлению свидетеля. Адвокат Батиева что-то шептала сидящему рядом коллеге. А судье Нагашибаеву впору было нести валерианку — для успокоения неврвов.
В конце концов слово взял подсудимый Есенгельды Абдрахманов. Он обратился к Маржан с вопросом:
– Я не имею отношения ни к нефтяникам, ни к забастовке. Но 16, 17, 18, 19 декабря меня жестокого избивали в ГУВД. От переохлаждения — после того, как мы голые лежали там, на бетонном полу, я заболел туберкулезом. Что мне делать? У меня семья, дети… Вы можете мне помочь?
Сказав это, Есенгельды заплакал, но тут же сдержался и обратился к судье: «Мне нужно хорошее лечение… Прошу вас изменить в отношении меня меру пресечения на домашний арест».
Судья оставил вопрос открытым.
В этот день в суде все ждали и прихода бывшего руководителя «Озенмунайгаза» Кийкбая Ишманова — он был приглашен по ходатайству адвоката Венеры Сарсембиной и должен был выступить в качестве свидетеля. Но на этом заседании он так и не появился.
Судья объявил перерыв до 2 мая.
ИСТОЧНИК:
Интернет-портал «Республика»
www.respublika-kaz.info/news/politics/22332/
