О 20-летии КМБПЧиСЗ, о конспирологическом идиотизме и о проектах новых кодексов

23.11.2013

 


25 ноября в Алматы откроется большая правозащитная конференция, посвященная двадцатилетию КМБПЧиСЗ. Накануне этого форума в газете «DAT» вышло большое интервью Евгения Жовтиса по широкому кругу вопросов, связанных с правами человека в Казахстане, а также по истории нашего Бюро. А в газете «Время» напечатана запись «прямой линии» Е.Жовтиса с читателями газеты. Перепечатываем ниже эти два материала.


 


 


* * *


Газета «DAT» от 22.11.2013


 


Евгений ЖОВТИС: «Конспирологический идиотизм характерен для государств с тоталитарным режимом


 


В Казахстане более 20 тысяч неправительственных организаций. Отношение к ним официальных органов власти и гражданского общества неоднозначное. Хотя авторитет одной из них – Казахстанского международного бюро по правам человека – в глазах тех и других непререкаем. Наше интервью – с председателем совета этого Бюро Евгением ЖОВТИСОМ.


 


– Евгений Александрович, Казахстанскому Международному Бюро по правам человека нынче исполнилось 20 лет. Все эти годы бессменно его возглавляете вы. Наши поздравления и пожелания вам здоровья, чтобы его хватило так же защищать права казахстанских граждан, как это вы делаете все эти годы.


– Спасибо большое, хотя необходимо уточнить, что после моего осуждения в сентябре 2009 года управление Бюро осуществляла и успешно осуществляет в настоящее время Роза Акылбекова, одна из учредителей Бюро, которая решением Общего собрания была избрана директором организации. Так что я теперь – председатель совета, эксперт-консультант. Такое разделение ролей позволило мне отойти от административной работы и больше заниматься чисто правозащитной деятельностью.


 


– Прошу прощения у Розы Акылбековой и напомните, пожалуйста, историю создания Бюро, какие перипетии пережила организация на начальном этапе становления, прежде чем стать тем Бюро, каким оно сегодня известно на международном уровне.


– История создания Бюро весьма необычна. В декабре 1992 года в Бишкеке проходила первая в Центральной Азии правозащитная конференция, помощь в организации которой оказала американская правозащитная организация «Объединение Советов». После ее окончания практически на наших глазах на одной из улиц кыргызской столицы в машину с узбекскими номерами был затащен и похищен узбекскими спецслужбами известный узбекский правозащитник, брат кандидата в президенты Узбекистана Абдурахима Пулатова Абдуманноб Пулатов.


По возвращении в Алматы мы вместе с представителями «Объединения Советов» провели пресс-конференцию по этому поводу, потребовали его освобождения и объявили о необходимости создания правозащитных организаций в странах Центральной Азии.


Сначала в Кыргызстане было создано Кыргызское бюро по правам человека, а потом и мы, казахстанские гражданские активисты и общественные деятели: Нурбулат Масанов, Жемис Турмагамбетова, Александр Поляков, Александр Скрыль, Сергей Злотников, мой отец, я и еще ряд людей учредили Бюро. Среди первых учредителей Бюро был и бывший советский гражданин, так называемый «отказник» и активный диссидент, в начале 90-х годов эмигрировавший из СССР Леонид Стонов, сын известного писателя Дмитрия Стонова.


Так что с 1993 года мы стали заниматься политическими правами и гражданскими свободами наряду с ранее созданными Алматинским Хельсинкским Комитетом (Нинель Фокина) и Демократическим комитетом по правам человека (Баретта Ергалиева).


Потом Бюро несколько раз перерегистрировалось, и в настоящее время существует в форме республиканского общественного объединения с 11 филиалами и представительствами в регионах. Среди учредителей дочь Нурбулата Масанова Инара, известный журналист Сергей Дуванов и почти все первые учредители.


Мы пережили и поджог, и подбрасывание наркотиков, и кражу почти всей оргтехники, и крупномасштабные проверки, и угрозы, и «душеспасительные беседы» сотрудников спецслужб с нашими работниками и много чего, включая мое заключение.


Но Бюро сохранилось, и сейчас оно представляет собой одну из крупнейших и уважаемых правозащитных организаций не только в Казахстане или регионе, но и на международном уровне.


Кстати, в результате сильного международного давления через несколько месяцев после похищения и ареста Абдуманноб Пулатов был освобожден и выслан из Узбекистана. С тех пор он жил в эмиграции в США, где, к сожалению, в конце 2000-х умер от тяжелой болезни.


 


– Есть ли подобные организации в других постсоветских государствах?


– Приблизительно в то же время, в начале 90-х годов, были созданы Российское бюро по правам человека, такие же организации в Беларуси, Азербайджане, Украине, значительно позднее – в Таджикистане. В виде Бюро они сохранились у нас, в Кыргызстане, России и Таджикистане.


Однако, помимо Бюро, во всех постсоветских государствах существует множество (десятки, если не сотни) разных правозащитных организаций. Достаточно упомянуть Московскую Хельсинкскую Группу, «Мемориал» или Движение «За права человека» (Россия), правозащитный центр «Вясна» (Беларусь), Правозащитный центр Азербайджана, Хельсинкскую Ассамблею из Армении и много других. Только в Туркменистане нет правозащитных организаций. Почти все правозащитники из этой страны – в эмиграции, что характерно для диктатур или стран с жесткими авторитарными режимами.


 


– Нет-нет, да некоторые государственные органы через СМИ будоражат казахстанское общество информацией о том, что подобные независимые НПО, как ваше Бюро по правам человека, финансируются зарубежными «недоброжелателями», которые якобы через эти организации пытаются дестабилизировать общественно-политическую и социальную ситуацию в Казахстане. Однако при этом не озвучиваются какие-то конкретные факты. Это – выгодные, конъюнктурные мифы? Если да, как вы можете развеять их? За счет каких источников, к примеру, финансируется деятельность Казахстанского Международного Бюро по правам человека? И имеют ли под собой основания утверждения о расшатывании обстановки?


– «Кто носит фирму Adidas, тот завтра Родину продаст!». Не помните такого советского слогана? Сейчас в зарубежное одето все правительство, но как-то никто их изменниками Родины не называет. Вообще «конспирологический идиотизм» характерен для государств с тоталитарными и авторитарными режимами. Поразительно, что при этом государства (то есть конкретные чиновники и бюрократы, выступающие от имени государства) активно используют зарубежные займы, инвестиции, техническую помощь, в стране десятки тысяч совместных предприятий, получающих финансирование из-за рубежа, а под подозрением находятся исключительно деньги неправительственных организаций.


То есть государственные служащие и бизнесмены у нас исключительно патриоты, а граждане того же государства, пытающиеся решать социальные проблемы, проблемы прав человека с такой же зарубежной помощью – «враги народа», «пятая колонна», пытающаяся раскачать «лодку стабильности».


 


Вс` это типичная пропаганда, используемая главным образом официальными СМИ, близкими к ним информационными ресурсами, в основном контролируемыми спецслужбами, которые большей частью на всем постсоветском пространстве перестали быть источниками информации, а являются политическими инструментами монопольного формирования идеологии.


Во всем мире сотни тысяч НПО получают различную помощь от международных организаций, фондов, частных лиц – как внутри страны, так и из-за рубежа.


В демократических государствах – от Норвегии, Швеции, Голландии, Великобритании, США до Японии, Австралии, ряда стран Южной Америки и даже Африки и Азии – правозащитные организации финансируются бизнесом, обществом и даже государством, несмотря на то, что они резко критикуют ситуацию в своих странах. Потому что все понимают важность политического плюрализма, многообразия взглядов, инакомыслия, как «лекарства» от диктатуры, монополии на истину, узурпации власти.


И я, и мои единомышленники, создавшие Бюро, являются убежденными сторонниками:


– демократии, как наиболее эффективной, хотя и несовершенной, формы общественно-политического устройства в современном мире;


– верховенства закона, как наиболее эффективного средства борьбы с произволом и несправедливостью;


– концепции прав человека как системы взглядов и процедур, ограничивающих всевластие государства.


Эта ценностная ориентация существовала и существует для меня и многих правозащитников задолго до создания Бюро и появления его финансовой поддержки и независимо от этого.


И если находятся международные организации и зарубежные фонды, которые разделяют наши взгляды и готовы нам помочь в их продвижении, мы только благодарны им за это.


Тем более, что эти взгляды разделяются значительно большей частью человечества, чем те, которых придерживаются тоталитарные и авторитарные режимы.


Поэтому многие наши программы и проекты поддерживают структуры ООН и ОБСЕ, Европейского союза и многих демократических государств, международные неправительственные организации и зарубежные фонды. Причем без каких-либо условий или задач. Мы сами определяем свои цели и задачи, формируем свои программы и проекты, а потом ищем для них финансирование.


Надеюсь, что недалек тот день, когда в Бюро придут и предложат свою финансовую помощь наши бизнесмены и даже государственные органы. Причем безо всяких условий.


Для меня это и будет пусть очень небольшим, но все-таки признаком освобождения от идеологии «осажденной крепости», концепции «враждебного окружения» и создания демократического государства с открытым обществом.


 


– Казахстанское бюро по правам человека часто вступает и как экспертная организация. Известно, что сейчас оно готовит свое экспертное заключение по проектам уголовного законодательства страны, которые парламент страны намерен принять уже в этом году. Если не секрет, с какими именно из предлагаемых правительством норм и почему Вы не согласны? Не только с точки зрения правозащитника, но – гражданина.


– Сейчас в мажилис парламента внесены три очень важных законопроекта: новые редакции Уголовного, Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного кодексов.


У правозащитного сообщества к этим документам столько претензий, что всей вашей газетной площади не хватит их изложить. Главное, конечно, то, что все эти проекты надо было широко обсуждать до внесения в парламент, чтобы можно было бы как-то повлиять и на концепцию этих кодексов, и на их содержание на самой ранней стадии, а не когда все уже сформировано, утверждено и находится в парламенте. В парламенте уже не поменяешь ни концепцию, ни основные положения. Мое мнение, что все три документа надо отправить на доработку. Но, боюсь, это мнение не будет учтено.


Мы сейчас готовим заключение по проекту Уголовно-исполнительного кодекса. В нем 177 статей, мы проанализировали около 100 и уже написали около 40 страниц замечаний и рекомендаций.


Достаточно сказать, что в мире сейчас принята концепция уголовно-исполнительной политики – «концепция сохранения». То есть цели исправительного воздействия на осужденных состоят в том, чтобы сохранить их здоровье и достоинство и в той степени, в какой это позволяет срок заключения, способствовать формированию у них чувства ответственности и навыков, которые будут содействовать их реинтеграции в общество, помогут им следовать требованиям законности и удовлетворять свои жизненные потребности собственными силами после освобождения.


Представленный в мажилис проект же основан на устаревшей концепции «воспитания и исправления» с формальной оценкой поведения осужденного в местах лишения свободы, которая не дает возможности прийти к однозначному выводу о его исправлении, так как оценка эта дается в системе координат исправительного учреждения, а не с точки зрения готовности человека к вхождению в социум после освобождения. Иными словами, администрация учреждения воспринимает осужденных не как граждан, а только лишь как «хороших» или «плохих» осужденных, да еще и с учетом того, что наша уголовно-исполнительная система создавалась в советское время и долгое время функционировала как машина репрессий и эксплуатации заключенных.


 


– Если эти законопроекты (а адвокатское сообщество, многие правозащитные организации уже назвали их антидемократическими и ухудшающими ситуацию с правами человека) правительство пролоббирует в том виде, в каком оно их предлагает, сможет ли Казахстан претендовать на статус так называемых 50 развитых стран мира? Ведь «развитые» – это не только экономическая мощь государства.


– Ну, и в тех государствах, которые мы называем развитыми, тоже хватает разных проблем. В большинстве штатов США, например, применяется смертная казнь. Кроме того, мы вместе с Россией сейчас члены Совета по правам человека ООН. Так что, скорее всего, экономические показатели и геополитические соображения в той или иной степени будут превалировать при такого рода оценках.


 


– Скоро в Астане состоится VI съезд судей Казахстана. Допустим, вы стали председателем Верховного суда. С чего бы вы начали, чтобы вернуть этой ветви государственной власти былой авторитет и доверие граждан? Согласитесь, когда говорят, что в Казахстане уже даже за деньги невозможно добиться справедливого отправления правосудия, – это позор всей судебной системе.


– Помните анекдот про сантехника, насчет того, что течет не потому, что прокладка прохудилась, тут всю систему менять надо. Судебную систему невозможно улучшить без улучшения политической системы, без верховенства закона, без децентрализации, без участия общества в решении общественно-политических проблем. Сначала нужно, чтобы политическая власть отказалась от того, чтобы смотреть на судебную власть как на часть исполнительной ветви власти, несмотря на их конституционное разделение. У нас сейчас судебная власть такая же, по установкам, как в советское время. Только вместо обеспечения «социалистической законности» и реализации идеологических установок Коммунистической партии наша судебная власть следует в русле установок президентской ветви власти, которая у нас является координатором деятельности всех ветвей власти.


До того, пока судебная власть не станет, действительно, независимой и подчиняющейся только закону – не только формально, но и фактически, трудно ожидать каких-то изменений. Но даже если это произойдет, возникнут проблемы с кадровым составом судей. В Грузии реформа привела к тому, что в отставку было отправлено почти 90% всех судей страны. Боюсь, что это будет длительный и очень болезненный процесс. Доверие теряется очень быстро, а восстанавливается очень медленно и трудно.


 


– Что еще беспокоит главного правозащитника страны – Евгения Жовтиса?


– Главным бывает врач, генеральным бывает секретарь или прокурор, а правозащитник он просто – правозащитник или не правозащитник.


 


– «Главный правозащитник» – это ваш народный статус, по крайней мере, я часто слышу такое мнение о вас от простых граждан.


– Ну, что ж… Беспокоит очень много чего. Беспокоит рост социальных проблем и явная неэффективность властей в их решении. Люди выходят на голодовки, их арестовывают, когда они идут подать петицию президенту, а социальная напряженность растет. Более того, хотелось бы ошибиться, но проблемы с пенсионным обеспечением и проблемы жилищно-коммунального хозяйства в ближайшем будущем еще больше усугубят ситуацию.


– Беспокоит растущее социальное расслоение и явная близорукость и беспечность наших богатых, олигархов и их семей. Неужели они думают, что строительство люксовых отелей и жилищных комплексов, ресторанов и оздоровительных центров, пышные празднования, шикарные автомобили и виллы, роскошная жизнь по рецептам турецких и индийских сериалов является нормальным в условиях крайней бедности в сельской местности, где люди уже в долг отовариваются в продовольственных магазинах? Трудной жизни в маленьких городах и на окраинах больших? Неужели они думают, что растущая в этих условиях молодежь, перебирающаяся в крупные города в поисках работы и нормальной жизни, будет спокойно это терпеть?


Беспокоит уровень несправедливости. Нет в мире государств, где справедливость бы обеспечивалась полностью. Но все же государственные правовые институты (судебная система, прокуратура, полиция, органы национальной безопасности) должны обеспечивать достаточно высокий уровень справедливости. В противном случае растет уровень недоверия к государству, желание восстановить справедливость неправовыми методами. Так вот у нас, по моим ощущениям, по обращениям в наше Бюро, уровень несправедливости стал зашкаливать за все возможные пределы, люди залезают на строительные краны, голодают, угрожают себя сжечь, чтобы привлечь внимание к несправедливости. И вот такой уровень несправедливости – один из главных источников нестабильности.


Отсюда будут появляться и исламский радикализм и экстремизм, и крайне левые радикальные организации и т.д. Причем в значительно большей степени, чем инспирируемые из-за рубежа.


Беспокоит все большее превращение Казахстана в полицейское государство, с желанием поставить все общественные организации, все пространство выражения мнения, политической и общественной деятельности под контроль. Несмотря на прямой конституционный запрет, у нас уже введена цензура на религиозную литературу. Мы уже не можем собираться без разрешения властей, а с разрешения – только в выделенных местах. Мы уже не можем объединяться без разрешения властей. Уже предполагается наше всеобщее обязательное дактилоскопирование. У нас растет число ликвидированных политических организаций и СМИ, религиозных общин, заключенных, которых правозащитники относят к политическим заключенным.


Я думаю, что уже перечисленного достаточно, чтобы сказать, что есть большое количество оснований для беспокойства, причем очень серьезного беспокойства.


 


– Спасибо вам за интервью!


 


Беседовала Жумабике ЖУНУСОВА (газета «DAT» от 22.11.2013
<http://www.taszhargan.info>)



 


 


* * *


Газета «Время» от 23.11.2013


 


Евгений ЖОВТИС, правозащитник: «В предложенном виде новые кодексы принимать нельзя»


 


Что смущает правозащитников в проектах новых кодексов – Уголовного, Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного (УК, УПК и УИК)? Нужно ли передавать тюрьмы в руки частных фирм? На эти и многие другие вопросы в ходе “прямой линии” с нашими читателями ответил председатель совета Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений ЖОВТИС.


 


Азамат БОЛТЫБАЕВ, Алматы: В чем, на ваш взгляд, слабые и сильные стороны проектов новых УК, УПК и УИК, которые поступили в парламент?


– В конце 90-х годов я принимал участие в обсуждении проектов первых в стране кодексов, которые вступили в силу с 1998 года. Потому я, думаю, вправе сравнивать эти документы. Прежде всего очень сильно бросается в глаза значительно более низкое качество новых кодексов – и с точки зрения юридической техники, идей, которые туда вкладываются, и с точки зрения концепций. Очень много претензий к предложенным проектам высказывают правозащитники, эксперты, адвокаты, международное сообщество. Поэтому, на мой взгляд, проекты новых кодексов в том виде, в котором они внесены в парламент, нельзя принимать – их нужно отправлять на доработку.


Например, возникает много вопросов, связанных с концепцией УИК. Дело в том, что в современной мировой практике пенитенциарные системы придерживаются принципа сохранения, когда нужно сохранить здоровье и человеческое достоинство осужденного. А срок, который ему отмерен приговором суда, использовать на социальную адаптацию человека в соответствии с законом и нормами поведения.


Концепция уголовного законодательства, которую реализовывали в советское время, – кара, воспитание и исправление, в том числе трудом. Вот этот подход с несколько уменьшенной ролью труда в новом УИК и сохраняется. И остаются оценки процесса исправления по формальным показателям. Т.е. заключенных оценивают по хорошему и плохому поведению, поощрениям и взысканиям, участию в массовых мероприятиях, самодеятельности и т.д., от чего в мире давно отказались.


По целому ряду моментов этого законопроекта, если они будут приняты в нынешнем виде, положение осужденных может вообще ухудшиться. Например, сейчас осужденному предоставляют 2-4 часа на краткосрочные свидания с близкими. Предлагается максимум 2 часа. Длительное свидание сокращается с трех до двух суток. Тех осужденных, которые содержатся в колонии-поселении, лишают права увольнительных на двое суток на выходные и праздники, им хотят разрешить увольнения только с утра до 18;00. Какова цель этих нововведений – непонятно.


По новому проекту заключенных лишают передач. Разработчики мотивируют это тем, что через посылки заключенным передают запрещенные предметы. На что у меня возникает вопрос: а вы с коррупцией бороться не пробовали, чтобы эти запрещенные предметы не пропускались? И еще пример, наиболее забавный. Это вопрос перевода. На Западе в английском языке есть понятие high, или low security prison, т.е. учреждение с максимальной или минимальной степенью изоляции. В данном случае security означает степень изоляции или охрану. Но авторы проекта УИК перевели этот термин непосредственно как “безопасность”. И в тексте кодекса появились невиданные ранее “учреждения безопасности”!


Что касается проекта УК, то в нем сохранились статьи, предусматривающие смертную казнь, против чего мы долго выступали. Сохранен и даже усилен ряд других репрессивных статей. Например, появляется уголовная ответственность за провоцирование трудовых конфликтов. Мне очень сложно представить, как это будет применяться на практике с учетом того, что отношения работодателя и работника почти всегда сопровождаются конфликтами и в них всегда участвуют профсоюзы. Где кончается защита интересов рабочих и начинается провоцирование конфликта? С такой нормой в международном праве я не знаком.


Конечно, менять ныне действующие кодексы надо, они у нас разбухли до невероятных размеров из-за огромного количества поправок, которые в них вносились. Но с четким концептуальным пониманием, достаточным уровнем профессионализма и максимальной степенью учета экспертного мнения. Причем до того, как такие законопроекты поступают в парламент.


Теперь о положительном. В новый УИК вводится механизм общественного контроля за местами содержания под стражей с правом внезапного доступа и конфиденциальных встреч с осужденным, правом проверки и т. д. Еще одно радует: в УИК прописано, что государство постепенно переходит от отрядного содержания заключенных к покамерному.


 


Ермек ЗАРИПОВ, Астана: В Казахстане предлагается установить уголовную ответственность за продажу публичных должностей. Как вы к этому относитесь?


– Не секрет, что во многих местах должности что-то стоят. И за них рассчитываются либо услугами, либо напрямую взятками. Хотя по большому счету продажа должности – это взятка. Мне было бы интересно посмотреть статистику: сколько уголовных дел было возбуждено по взяткам, связанным с продажей должностей. И если таких прецедентов не было, норму стоит добавить. Но где гарантия, что ее будут соблюдать? Тем более коррупция, с моей точки зрения, это не единичные случаи и отдельные сферы, а широкомасштабное явление, которым поражен весь государственный аппарат.


При всей поддержке этой идеи недостаточно лишь перечислить в УК все возможные виды и формы коррупции, включая продажу должностей. Нужно идти значительно дальше.


 


Ольга АСАНОВА, Алматы: Всё чаще возникают разговоры о передаче пенитенциарных учреждений в частные руки. Но смогут ли бизнесмены с этим справиться?


– Какие функции могут выполнять частники? Построить и обустроить здания исправительных учреждений? Да. Обеспечить охрану? Да, при условии лицензирования. А вот что касается реабилитации и адаптации человека, я пока не убежден, что частные фирмы смогут это делать. Для этого нужен опыт. И хотя в нашей действующей пенитенциарной системе большие проблемы, в ней сохранилась большая часть опытных людей, которые по этой линии делали карьеру. Зарубежный опыт имеет историю, он развивался, и это был эволюционный процесс. А у нас опыта нет. Поэтому я осторожно отношусь к таким новациям. Для начала стоит, наверное, запустить пилотный проект.


 


Вопрос газеты «Время»: Зампред Агентства финансовой полиции Андрей ЛУКИН заявил, что Казахстан активно выполняет рекомендации международных экспертов по декриминализации некоторых видов преступлений. Это на самом деле так?


– Вспомните Закон “О борьбе с коррупцией” да и множество других принятых программ и поправок в разное законодательство, а также ужесточение наказания в УК за коррупционные правонарушения. Можем ли мы сказать, что это привело к кардинальным сдвигам? Нет. По индексу восприятия коррупции Transparency мы даже опустились в рейтинге. И это проблема не только в реформировании законодательства или повышении степени контроля или надзора. Когда создавалось Агентство по борьбе с коррупцией, я, помнится, иронизировал: а кто будет бороться с коррупцией внутри этого агентства? Создание институтов или реформирование законодательства – не панацея, хотя это тоже нужно. Нужны более масштабные преобразования. В том числе повышение уровня прозрачности, увеличение числа независимых СМИ и журналистских расследований, усиление гражданского общества, уход в отставку чиновника только при одном намеке на коррупцию и т.д. А пока мы лишь видим возле зданий различных госструктур, в том числе правоохранительных, личные автомобили стоимостью 100 тыс. долларов, на которых ездят наши главные борцы с чем-либо. Или их дома, которые стоят тысячу их зарплат. И разговоры о том, что неожиданно очень успешным бизнесменом оказался сын или жена этого борца, несерьезны. Да и многим гражданам порой проще дать взятку, чем соблюдать закон, в частности автовладельцам.


 


Анна, Петропавловск: Мой сын незаконно осужден. Я уже прошла все инстанции Фемиды, включая Верховный суд. Скажите, в какой международный суд я могу обратиться?


– Сразу поясню: международного суда по правам человека не существует. Международных судов вообще только два: Международный уголовный суд, который рассматривает особо тяжкие преступления против человечества и военные, и Международный суд, где судятся государства. В мире есть только один суд по правам человека – Европейский, находится он в Страсбурге. Но для того чтобы граждане страны могли туда обращаться, она должна ратифицировать Европейскую конвенцию основных прав и свобод и протокол к ней о том, что это государство признает юрисдикцию этого суда. И еще желательно быть членом Совета Европы, но необязательно. Казахстан не ратифицировал эту конвенцию, и пока особых поползновений в эту сторону нет. Посему наши граждане туда обращаться не могут.


Самым последним из бывших республик СССР Казахстан в 2005 году ратифицировал Международный пакт о гражданских и политических правах, а в 2009-м и протокол к нему. Он устанавливает, что наши граждане имеют право обращаться с индивидуальной жалобой на свое государство в Комитет ООН по правам человека. И то лишь по тем проблемам, которые охватывает пакт. Институт этот уважаемый и серьезный, но есть несколько моментов, которые делают его менее эффективным. Во-первых, его решения носят рекомендательный, а не обязательный характер. Во-вторых, там очень длительная процедура рассмотрения обращений. Я сам обратился туда в 2010 году, и решение по моему делу еще не принято. Кроме того, комитет этот не является постоянно действующим – группа его экспертов собирается всего лишь несколько раз в год. Насколько я знаю, из Казахстана там сейчас находятся десятки жалоб, но пока рассмотрена только одна – по узбекским беженцам.


Есть еще Комитет ООН против пыток, куда наши граждане также могут обращаться.


 


На «Прямой линии» дежурил Виктор БУРДИН


 


(газета «Время» от 23.11.2013 <http://www.time.kz/articles/territory/2013/11/23/
evgenij-zhovtis-pravozashitnik-v-predlozhennom-vide-novie-kodeksi-prinimat-nelzja
>)


 


Добавить комментарий