В новое уголовное законодательство страны планируется ввести свыше 200 статей, предусматривающих арест до 60 суток. Эта мера призвана повысить эффективность борьбы с уличной преступностью. Правда, Генпрокуратура обеспокоена тем, что в случае принятия этих нововведений для всех арестованных не хватит спецприемников. Как видим, даже у разработчиков архиважного проекта возникают вопросы друг к другу – что уж тут говорить о претензиях к будущему законодательству представителей гражданского общества. Председатель совета Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис считает, что силовикам вообще не стоило доверять разработку новых кодексов – Уголовного (УК), Уголовно-процессуального (УПК), Уголовно-исполнительного (УИК) и об административных правонарушениях (КоАП).
– Речь идет о реформировании не только уголовного законодательства, но и всей сферы права, которая затрагивает отношения государства и гражданина, – говорит правозащитник. – То есть сейчас пересматриваются практически все ключевые законодательные акты, касающиеся наказания граждан и процедуры этого наказания. Всего через 15 лет после принятия ныне действующих мы пишем новые кодексы. Чем нас не устраивали старые? В каком направлении будет развиваться наша уголовная политика?
Как известно, Казахстан в течение длительного времени входил в топ-лист стран с наиболее высоким уровнем тюремного населения. Это означает, что наша уголовная политика репрессивная. То есть она рассматривает лишение свободы как один из главных способов предупреждения преступности. Но я считаю, что политика в отношении преступности должна исходить из ответа на простой вопрос: что интересует общество? А общество заинтересовано прежде всего в повышении уровня своей безопасности. Однако если мы посмотрим на наши тюрьмы, спецприемники, колонии и т.д., то увидим, что оттуда выходят люди, ничуть не меньше склонные к насилию, чем до того, как они попали за колючую проволоку.
– Если не больше…
– Уровень агрессивности, недоверия, озлобленности там действительно высок. И государство должно думать о последствиях и понимать, когда человека нужно лишать свободы, а когда нет. Я считаю, что 18-летнего паренька за украденный мобильник не надо сажать в тюрьму. Ведь на выходе вы, скорее всего, получите озлобленного, готового к насилию человека. А теперь давайте посмотрим, кто занимается разработкой УК и УПК. Генеральная прокуратура и МВД – ведомства, которые по определению должны выполнять карательно-надзорные функции. В результате уголовная политика неизбежно приобретает репрессивные черты. И как бы что ни поправляли в представленных проектах кодексов эксперты или депутаты, я все равно скептически отношусь к тому, что будут приняты гуманные законы.
Ключевая структура ООН – Конгресс по борьбе с преступностью и обращению с правонарушителями – периодически собирается и вырабатывает различные рекомендации, предложения, правила и т. д. Обратите внимание на формулировку: “по борьбе с преступностью и обращению с правонарушителями”. Это взаимосвязанные вещи. Поэтому я полагаю, что нельзя рассматривать уголовно-исполнительный процесс вне огромного количества факторов, которые связаны с уголовной политикой государства, с обращением с правонарушителями, с их социальной реабилитацией, использованием лишения свободы как исключительной меры наказания, использованием альтернативы этой мере. Вести дискуссию на эту тему бессмысленно без прямого участия общества. Если обратиться к зарубежной практике, то мы увидим, что подобные документы – проекты уголовных кодексов – обсуждаются несколько лет сначала на стадии концепции, а затем еще какое-то время – подготовленный текст. До принятия решения порой проходит до десяти лет! У нас же начали обсуждать в прошлом году, а уже в августе этого года хотят внести проекты кодексов в парламент.
Я считаю, что силовикам писать уголовные кодексы противопоказано. Исполнять – да, но не разрабатывать.
– Складывается такое впечатление, что к «уголовщине» стараются отнести даже социальные протесты: Генпрокуратура предлагает создать спецподразделения по обеспечению правопорядка при проведении митингов. А начальник отдела по борьбе с экстремизмом по Жезказганскому региону ДВД Карагандинской области Жан Акмолдин и вовсе заявил, что любое социальное недовольство – это экстремизм.
– Что касается названных вами спецподразделений, то в международной практике они уже активно используются. Только немного в другом контексте. Они призваны противостоять не социальным протестам, а массовым беспорядкам. В этом смысле известные события в Жанаозене продемонстрировали отсутствие тех, кто мог бы профессионально, а не расстреливая собственных граждан, разбираться в ситуации. Но до начала маневров спецподразделений по подавлению бунта, полагаю, должен быть задействован отряд переговорщиков – специально обученных людей, которые могут и должны искать компромиссы с участниками акции протеста, грозящей перерасти в массовые беспорядки. А посмотрите, как действуют наши полицейские! На Западе трудно себе такое представить…
А как наши правоохранительные органы относятся к участникам флешмоба? Сотрудники прокуратуры ездят и вручают предупреждения об административной и уголовной ответственности всем, кто собирается пойти на вполне мирную акцию.
Государственная машина не признает право граждан на протест, на мирные собрания, на оппозиционную деятельность. Она видит в этих людях если не врагов, то уж точно – деструктивные элементы. Жезказганский полицейский, видимо, вполне искренне думает, что выражение социального недовольства – это экстремизм.
Причем как наиболее опасные рассматриваются четыре категории объединений граждан: оппозиционные политические партии, профсоюзы – особенно независимые, религиозные и активные неправительственные организации. И в проекте нового УК есть целый ряд статей, ужесточающих ответственность именно этих объединений. Власти пытаются предупредить любую общественную активность, с какой бы стороны она ни возникала. Государство видит в людях с активной гражданской позицией угрозу. И в результате, как мне кажется, мы все больше и больше приближаемся к модели полицейского государства.
Вся наша общественно-политическая жизнь существует в условиях разрешительной конструкции. Хотим ли собраться, объединиться и чем-то заниматься, распространять ли какие-то взгляды – на все должны получить разрешение. Та же регистрация общественного объединения, по сути, и есть разрешение государства на определенную деятельность.
В этом смысле показателен случай с карагандинским пастором. Его обвинили в распространении Библии не в специально отведенных для этого местах. Сама постановка вопроса, извините, идиотская! Почему детективы, где пишется про насилие, можно распространять, а Библию нельзя?! То есть, по существу, введена цензура, хотя она, между прочим, запрещена Конституцией. Так что я вижу очень печальную тенденцию: мы все больше и больше скатываемся к советским технологиям контроля за умонастроениями общества.
– Мы с вами не так давно говорили о том, во что может вылиться наделение полицейских правом применять оружие без предупреждения. Эту норму предлагают прописать в новом законе об органах внутренних дел. А ведь в подготовленном проекте есть и другие спорные моменты: например, право силовиков проникать в жилище без санкции, если обстоятельства не терпят отлагательств.
– Давайте все-таки будем объективными. В этих нормах нет ничего особенного. Не предусматривается безусловное право на проникновения в жилище – только в случаях, предусмотренных законом. А случаи эти ограниченны. То есть у полицейского должны быть веские основания.
– Но многие боятся, что люди в погонах будут своим правом злоупотреблять.
– И понять эти страхи можно! Наш человек, исходя из собственного опыта, полагает, что государственный служащий будет пользоваться этим правом в собственных целях. Наши граждане к этому привыкли. Как у нас в обществе относятся к полиции? Очень часто люди, завидя патруль, переходят на другую сторону улицы. Ведь полицейские в массе своей смотрят на людей как на потенциальных правонарушителей, а не законопослушных граждан, которых они должны защищать. Они чувствуют себя хозяевами улиц. Хотя, по идее, это мы хозяева, мы платим государству налоги, чтобы оно нас оберегало от бандитов. Граждане не защищены от полиции – система гарантий от незаконных задержаний, досмотров и так далее не действует. Для государства это плохо, потому что его интересы и интересы общества должны совпадать.
Кроме того, за последние 15 лет сильно упал уровень профессионализма силовиков. И это добавляет черных красок в и так не слишком завидную картину правоохранной деятельности государства.
ИСТОЧНИК:
Газета «Время»
