Новый Уголовный кодекс Казахстана, принятый в 2014 году, предусматривает такой вид наказания, как ограничение свободы (статья 44). Оно заключается в том, что осуждённый живет дома и подлежит пробационному контролю. Этот самый контроль осуществляется органами полиции и включает исполнение осужденным ряда обязанностей:
– не менять постоянного места жительства, работы, учебы без уведомления этих самых органов;
– не посещать определенные места;
– при необходимости пройти курс лечения от алкоголизма, наркомании, токсикомании, заболеваний, передающихся половым путем;
– осуществлять материальную поддержку семьи и другие обязанности, которые способствуют исправлению осужденного и предупреждению совершения им новых уголовных правонарушений.
Кроме того, кодекс предусматривает возможность назначения дополнительного наказания в виде лишения права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью (статья 50). Имеется в виду запрет занимать определенные должности на государственной службе, в органах местного самоуправления, финансовых организациях либо заниматься определенной профессиональной или иной деятельностью.
Мне всё это казалось более или менее логичным и обоснованным. Суд решил, что данное лицо не надо лишать свободы и приговорил его к её ограничению, поставив под контроль полиции и наложив некоторые обязанности. Ну и хорошо, если закон позволяет не изолировать человека, но при необходимости держать его под контролем. А если совершил коррупционное преступление – логично лишить права занимать государственные должности. Или осуждённому за педофилию после освобождения запретить работать учителем или воспитателем. Или ты совершил преступление в части деятельности, на которую у тебя была лицензия, – государство отберёт у тебя эту лицензию.
В отдельных статьях Уголовного кодекса лишение права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью прямо предусмотрено и находится в прямой связи с совершённым преступлением.
Правда, меня всегда терзали смутные сомнения в отношении установленных там же полномочий суда лишать такого права и в случаях, когда оно не предусмотрено соответствующей статьей кодекса.
То есть за любое преступление суд может назначить некое дополнительное наказание, если, как гласит закон, с учетом характера и степени общественной опасности совершенного деяния и личности виновного суд признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.
Но мне казалось, что и в этом случае это дополнительное наказание должно быть как-то связано с совершенным преступлением, быть целесообразным, разумным и обоснованным.
В течение последней пары лет смутные сомнения превратились в прояснённые, а теперь и в кристально чистые, что заставляет меня просто бить тревогу в связи с масштабным наступлением суда на наши политические права и гражданские свободы путем интерпретации закона, не имеющей никаких границ.
Сначала суды начали «выписывать» осуждённым религиозным деятелям запреты на право заниматься религиозной деятельностью в течение нескольких лет после освобождения, если они были лишены свободы. В 2015 году Сакен Тулбаев, якобы член экстремистской организации «Таблиги Джамаат», был приговорён к 4 годам 8 месяцам лишения свободы и 3 годам лишения права заниматься религиозной деятельностью после освобождения.
Поскольку определение «религиозная деятельность» показалось мне уж чересчур обширным для запрета, я захотел узнать, а что же суд запретил Тулбаеву. Ответ я нашёл в Законе Республики Казахстан «О религиозной деятельности и религиозных объединениях», принятом в 2011 году. Так вот, цитирую: «Религиозная деятельность – деятельность, направленная на удовлетворение религиозных потребностей верующих».
То есть наш последователь самого гуманного суда в мире на три года запретил Тулбаеву удовлетворять религиозные потребности, причем – все, включая отправление религиозных обрядов и ритуалов. Попросту говоря, этим судебным решением ему, в том числе, запретили молиться.
Я, конечно, сторонник борьбы с терроризмом и экстремизмом и, возможно, понял бы, если бы Тулбаеву запретили заниматься миссионерской деятельностью в связи с совершённым им преступлением (хотя в доказательствах его вины для меня много белых пятен). Но запрет на удовлетворение религиозных потребностей – это явный перебор. Судом осталась неохваченной только область внутренней веры, но, видимо, это ещё впереди.
Не успел я закончить с анализом запрета на занятие религиозной деятельностью, как судебная власть провела очередную юридическую «спецоперацию». В начале 2016 года суд приговорил гражданских активистов Ермека Нарымбаева и Серикжана Мамбеталина за перепост некоего текста, который, по мнению суда, возбуждает национальную рознь, к 3 и 2 годам лишения свободы, соответственно, и с лишением права заниматься любой деятельностью в общественных объединениях сроком на 5 лет.
В нашем законодательстве нет такого юридического понятия – «деятельность в общественном объединении». А прилагательное «любая» делает масштабы воображения просто необъятными. Ведь любой контакт с членами общественного объединения можно интерпретировать как занятие деятельностью в общественном объединении. Это же не про занимаемую должность.
Я закрыл глаза и начал представлять, что Нарымбаеву и Мамбеталину этим судебным решением запретили входить в офис любого общественного объединения и разговаривать там с кем-нибудь. И у всех знакомых и незнакомых им надо будет теперь спрашивать: не является ли он или она членом какого-нибудь общественного объединения и не осуществляет ли какую-либо деятельность, в которую их случайно тоже могут записать?
Потом я задумался: а перепост-то к этому какое имеет отношение? Почему осуждённым за перепост можно заниматься любой деятельностью в коммерческих организациях и нельзя – в некоммерческих? Причём не во всех, а только – в общественных объединениях. Высокого полёта этой логики я постичь не смог, а тут подоспело решение апелляционного суда по этому делу.
Апелляционный суд решил вообще не заморачиваться какой-либо конкретикой наказания. Заменив лишение свободы на её ограничение (Мамбеталину – 1 год, Нарымбаеву – 3 года), он лишил каждого из них на 5 лет права заниматься общественной деятельностью.
Осознавая, что юридически определённого понятия «общественная деятельность» нет в природе, я немедленно заглянул в нашу Конституцию.
И обнаружил, что наш суд лишил Нарымбаева и Мамбеталина частично – как минимум – следующих прав, реализацию которых можно рассматривать как осуществление общественной деятельности:
– права на свободу слова, получения и распространения информации, творчества;
– прав на объединение и собрание;
– права на участие в управлении делами государства.
То есть вот так, чохом, раздел нашей Конституции «Человек и гражданин» для этих граждан значительно сократился. Подобный юридический креатив нашего суда привел меня в смятение.
И тут на «торт» моих горьких юридических мыслей упала «вишенка» судебного решения из Уральска. Там барду и гражданскому активисту Жанату Есентаеву на позапрошлой неделе за возбуждение национальной розни назначили наказание в виде ограничения свободы на срок 2 года 6 месяцев.
Помимо обязанностей, которые содержатся в статье 44 Уголовного кодекса (их я привел в начале этой статьи), на него возложили другие обязанности, которые, видимо, должны способствовать «исправлению осужденного и предупреждению совершения им новых уголовных правонарушений».
К ним относятся (цитирую полностью):
– не посещать места, где проходят акции протеста – митинги, пикеты, шествия;
– ограничить участие в круглых столах, встречах, семинарах, тренингах, связанных с политическими, экологическими и социальными вопросами, которые организуются и проводятся с участием международных неправительственных организаций, а также общественно-политическими партиями и движениями;
– не осуществлять публикаций или постов в средствах массовой информации и социальных сетях интернета, как под своим именем, так и под ником, направленных на дискредитацию действий властей, а также связанных с политическими, социальными, бытовыми, экономическими и экологическими вопросами;
– не проводить концерты, встречи и флешмобы под предлогом решения политических, социальных, бытовых, экономических и экологических вопросов.
Признав, что, в отличие от предыдущих судебных решений, это отличается явной конкретикой, я попытался его проанализировать и понять, какие теперь перспективы открываются перед г-ном Есентаевым.
Он, бесспорно, может посещать все акции в поддержку властей, потому что они ведь не акции протеста.
Он может принимать участие в круглых столах, семинарах, тренингах, проводимых казахстанскими НПО, правда, сначала удостоверившись, что там нет зарубежного следа.
Его мнение и идеи, дискредитирующие власти (мне непонятно, правда, что это за новое юридическое понятие изобрёл Уральский суд), могут публиковать в социальных сетях его жена, дети или другие родственники, потому что про них в судебном решении ничего не сказано.
А он сам может без всяких опасений публиковать всё что вздумается в поддержку «партии и правительства», но только не связанное с политическими, социальными, бытовыми, экономическими и экологическими вопросами. Правда, непонятно, как он будет участвовать в выборах, поскольку ему запрещено встречаться с политическими партиями, но это уже мелочи жизни.
И он, конечно же, может петь, встречаться и проводить флешмобы, но только каждый раз указывать, что это не под предлогом решения политических, социальных, бытовых, экономических и экологических вопросов.
Более абсурдного образчика дискриминации по политическим мотивам и борьбы с инакомыслием я давно не видел.
Честно говоря, ознакомившись с этими произведениями юридического «искусства», я с большим трудом восстановил способность здраво мыслить и попытался сообразить, что делать дальше.
Ну вот, написал эту статью, запасся поп-корном и жду, когда кому-то вообще запретят думать, говорить, слушать или читать.
ИСТОЧНИК:
Ratel.kz
http://ratel.kz/outlook/evgenij_zhovtis_kogda_nam_zapretjat_dumat_razgovarivat_ili_slushat
