Супруга осужденного Мурата Токмолдаева, пребывающего сейчас в изоляторе временного содержания Семея, 26 ноября обратилась в Коалицию НПО против пыток. «В 2018 году в ноябре и в декабре в учреждении ОВ 156/15 города Семей пытали моего супруга по делу, которое было в городе Павлодар. Сейчас его снова отправили в учреждение ОВ 156/15 на следствие. Я получила информацию о том, что моего супруга снова избивают и пытают сотрудники учреждения города Семей», – написала Маржан Даутбаева.
4 декабря к нему зашел адвокат Нурлан Адильбаев, привлеченный Коалицией, и обнаружил, что все подтверждается. На мужчине буквально не было живого места. Что и зафиксировала беспристрастная фотокамера.
24 октября 2019 года межрайонное управление по противодействию коррупции начало досудебное расследование по заявлению Токмолдаева и его жены. Поводом стало избиение Мурата Токмолдаева в семейском следственном изоляторе (ОВ 156/15). Правда, самого пострадавшего к тому времени этапировали в Карагандинскую область, а оттуда – в учреждение Аркалыка, где его и застало постановление актикоррупционщиков. Однако жалобщик оказался опять в Семее – теперь для проведения следственных действий по его заявлению. Здесь его супруга допустила неточность: мужчина находится в изоляторе временного содержания (ИВС), а не в ОВ 156/15. Но если следователь побывал у него лишь однажды, то работники изолятора едва ли не каждый день «убеждают» Токмолдаева отказаться от своих претензий.
– В отношении меня сотрудники полиции оказывают давление, чтобы я забрал заявление, и чтобы я вообще отказался от участия в следственных действиях, – рассказал адвокату избитый мужчина, не сразу поверив, что к его делу подключился защитник.
Год назад его также пытались заставить пойти в отказ в семейском следственном изоляторе. Причем, поводом для непрекращающихся рукоприкладств послужили жалобы на избиения, которым он подвергся, будучи в колонии Павлодара – АП-162/2. Помимо отзыва жалоб с него требовали написать отказную в прохождении судебно-медицинской экспертизы. В истязаниях приняли участие и другие сотрудники учреждения, а также осужденные из числа контролеров. Все это закончилось нанесением колото-резаной раны в живот, после чего Токмолдаева направили на операцию.
В подтверждении, что оба учреждения не просто входят в одну систему, но между сотрудниками существует вполне дружественная круговая порука, замначальника по режимно-оперативной работе (РОР) семейского учреждения позвонил своему «другу» – заместителю по РОР павлодарского, и попросил, чтобы, когда в следующий раз Токмолдаева окажется у них в руках, поместить того в одиночку, лишив бумаги и ручки.
Все это и стало основанием для новых жалоб, на которые, наконец, отреагировали в управлении по противодействию коррупции и дали указание этапировать заявителя к месту следственных действий. А там его уже, как родного, приняли работники ИВС.
– Я каждый день требую прокурора, но мне уже три раза приносили бумагу – подпиши, что посещение было, я отказываюсь, – вспоминает недавнее былое Токмолдаев в своей короткой беседе с адвокатом. Фамилии обидчиков, по крайней мере двоих, ему известны – это якобы лично начальник ИВС Сыдыков и Байгожин. К ним присоединялись и другие работники полиции. Применяемые «рабочие инструменты» – резиновые дубинки.
Новое сообщение об истязаниях попало на этот раз в прокуратуру Семея. Также адвокат Адильбаев выяснил: следователь по предыдущему делу уже успел обозначить свою позицию – дескать, потерпевший бил сам себя, используя связанное полотенце.
Теперь немного о самом Токмолдаеве.
Помимо того, что на нем, как видно, живого места нет, но и, как говорят про таких, на нем печати ставить тоже некуда.
Банда «талапкинских» появилась в Кордайском районе Жамбылской области в конце 90-х. Жителей своей подконтрольной территории (в первую очередь предпринимателей и фермеров) группировка держала в страхе почти до середины 2000-х. Возглавлял банду, как многие уже догадались, тот самый Токмолдаев (имеющий прозвище «Мурка»). Все же его удалось отправить на нары в 2004 году, но в 2009 он бежал из колонии, чтобы убить сотрудника полиции Каната Джетыбаева – главного разработчика плана по нейтрализации «талапкинских» – и взяться за старое. Из оставшихся на свободе соратников он возродил банду, промышлявшую рэкетом, похищениями и нападениями. Повторный финал бандитов наступил уже после того, как Токмолдаев был пойман второй раз, и в 2015 году получил по совокупности 27 лет лишения свободы (подробней здесь «”Талаптинские”: как лидер ОПГ сбежал из колонии, чтобы отомстить полицейскому»).
Так что логично, что у работников закрытых учреждений и полиции на такого узника имеется свой зуб.
И все же принцип того, что государство не должно уподобляться банде отморозков существует во всем. В том числе и в отношении даже таких осужденных. Но, к сожалению, государство может вести себя даже хуже, поскольку его представители до последнего рассчитывают на круговую поруку и безнаказанность.
Другая сторона – не секрет, что благодаря «качеству» следствия и судов в колонии попадает множество ни в чем не повинных людей. Одни могли перейти дорогу кому-то из власть предержащих или располагающих средствами для подкупа правосудия. Сотни других – оказались там ради показателей раскрываемости. А есть еще политические и осужденные по обвинению в «экстремизме» или «пропаганде терроризма», а по сути во многом за свои неправильные взгляды. Отношение же ко всем одинаковое. Да, к кому-то хуже, к кому-то лучше, но принцип в основном один: убить в человеке все человеческое, а по возможности еще и заработать на нем.
Во время же так называемых обысковых мероприятий, дубинки полицейских и солдат вообще не разбирают, кто перед ними.
Конечно, есть и особая каста, как правило из числа бывших же работников системы или денежных мешков, живущая на зонах как во вполне приличных санаториях. Как здесь. Но ведь, могут и деньги кончиться, или попросту что-то не срастить. И тогда, как это произошло с одним из бывших министров МВД Сериком Баймаганбетовым, приходится жаловаться правозащитникам на пытки в некогда подведомственном ему учреждении. Хотя в свою бытность министром на сообщения о пытках в колониях он утверждал, что подобного не может быть.
Наконец, наша собственная безопасность на улицах также зависит от обращения с заключенными.
Принцип полного подавления личности работает только в стенах заведений. Когда же сломленный человек выходит на свободу, ему нужно отыграться. Возможно, на представителях государства, возможно, на обычных соотечественниках.
В Казахстане официально заявляется, что рецидив среди бывших заключенных не превышает 7-9 процентов (это без поправок на смертность среди зеков в колониях и явную ложь). К примеру, в России со схожей системой отношения к заключенным доля рецидива достигала 63-64 процентов, в комфортных во всем Нидерландах таковых до 45 процентов. Разве что Норвегия добилась 20 процентов рецидива, что выглядит достижением даже на фоне других благополучных европейских стран. Правда, рецидив там все же достигается за счет мелких краж или торговли наркотиками.
Но Казахстан – не Норвегия, и даже не Нидерланды. Поэтому не стоит сильно рассчитывать, что казахстанские колонии могут кого-то перевоспитать. Озлобить – это да. Но большинство из сидящих когда-нибудь окажется на свободе.
ИСТОЧНИК:
