1 июля 2018 года ОФ «НеМолчиKZ» запустил проект #НетПримирениюСнасильникомKZ & #НетХарассментуKZ. В рамках проекта правозащитницы выдвинули требования ужесточить наказание за изнасилование, а также полностью пересмотреть единственную статью о домогательстве в Казахстане.
О проекте стало известно за пределами страны. Одними из первых, кто решил поддержать казахстанских женщин в борьбе с сексуальными насилием и домогательствами, стали не сами казахстанки, а украинские феминистки.
– Почему вы решили поддержать казахстанский проект?
Яся Михайлова, 20 лет, студентка химического факультета. Феминистская инициатива «Резистанта», Киев:
– Я имею нулевую толерантность к насилию над женщинами. Я борюсь против сексуальной эксплуатации и считаю, что проблема индульгенций насильникам в Казахстане очень по своей сути схожа с проблемой проституции: в обоих случаях сексуальное насилие прощается, если агрессор способен откупиться.
Общество, в котором для мужчин нормально принуждать женщин к сексуальному контакту экономически, угрозами, шантажом или силой, не является здоровым. Согласие не совместимо с принуждением. Установки о «естественности» такого жизненного уклада вредят женщинам, а значит, и всему человечеству. И если законом такое поведение не осуждается, то и люди склонны воспринимать текущую ситуацию без возражений.
Елена Лягушонкова, 33 года, фрилансерка-копирайтерка. Радфем-сообщество «Шалені кішки», Киев:
– Насилие – общеженская проблема. Казахстанский проект – это попытка женщин сказать об этой проблеме. Для многих культура насилия – это то, от чего они страдают, сами не зная названия этой проблеме. Проект ОФ «НеМолчиKZ» – возможность донести до многих, что в насилии ВСЕГДА виноват насильник.
Долорес Клейборн, 41 год, бухгалтерка. «Шалені кішки», Киев:
Долорес Клейборн (слева)
– Женщины подвергаются изнасилованиям во всем мире. По очень осторожным оценкам каждая четвертая женщина была подвергнута этой пытке. Каждая четвертая! Осознание этого наполняет меня болью, ужасом и гневом. Это настоящий террор по отношению к женщинам, который держит каждую из нас в страхе. Ведь угроза изнасилования нависает над каждой женщиной, независимо от возраста, и независимо от страны проживания.
Участие в проекте было для меня и моих подруг-феминисток возможностью выразить поддержку и солидарность казахстанкам в их борьбе против насилия, от которого страдают женщины всего мира, возможностью принять участие в этой борьбе.
Ёш, 30 лет, активистка «Феміністична майстерня», Львов:
– Поддержать казахстанских женщин в борьбе с насилием нас, активисток «Феминистической мастерской» вдохновила художница Зоя Фалькова, которая сделала во Львове презентацию казахстанского контекста своей работы. Я и многие из нас были не осведомлены о том, что в современном Казахстане, например, возможно такое явление, как похищение невесты и практически полное подчинение воли молодой девушки потребностям и желаниям «уважаемых родственников».
Распространение практики примирения с насильником относится к угнетающим практикам патриархата. Таким образом, общество нормализирует агрессивные действия мужчин и пасивность, всеприятие женщин. Получается, что женщина должна, во-первых, принять сексуальное насилие, во-вторых, принять то, что это злодеяние не является таким же плохим, как другие правонарушения, где не предусматривается примирение. Это закрепляет неравное положение и последующие проблемы.
Буми, 30 лет, активистка «Феміністична майстерня», Львов:
– Было очень тревожно слушать про процессы традиционализации, которые происходят в Казахстане, поскольку они часто идут рука об руку с насилием в социуме, в частности с усилением дискриминации женщин и с сексуальным насилием.
Я бы хотела, чтобы каждая личность могла удовлетворить свою базовую потребность в безопасности. Этот проект как раз об этом.
– Насколько в Украине проблема изнасилования отличается от ситуации в Казахстане, учитывая, что у обеих стран советское прошлое?
Елена Зайцева, 39 лет, юристка. «Резистанта», Киев:
– Сколько наблюдаем за новостями из Казахстана, проблемы у нас очень схожи не только на законодательном уровне, но и на уровне правоприменения, практики. Да, многие украинцы все еще считают, что в Украине нет проблем с дискриминацией, и отказываются замечать, что множество традиций и предрассудков такую дискриминацию создают, что прямо отражается в том, как общество и правоохранительные органы реагируют на гендерно обусловленное насилие. Даже если правовая норма говорит о том, что сексуальные действия с элементом насилия и/или принуждения – это уголовное преступление, то в головах людей, в том числе полиции, следователей, судей все равно сидит установка «сама виновата».
В то же время с 2019 года в Украине начнет действовать революционная в этом отношении норма, созданная по примеру прогрессивных стран – норма о том, что определять изнасилование больше не будут по наличию силового элемента, а будут определять по отсутствию добровольного согласия. То есть пострадавшая женщина не должна оправдываться и доказывать, что сопротивлялась (кричала, била), это мужчина должен доказать, что получил согласие. Конечно, это не решит всех проблем, потому что люди должны правильно понимать, что такое согласие и почему эта норма должна быть именно такой. А перемены в сознании не происходят быстро.
Долорес Клейборн, «Шаленi кiшки», Киев:
– Я думаю, что принципиально не отличается. Изнасилование – это преступление, которое в большинстве случаев остается безнаказанным. На мой взгляд, существуют три основных причин, почему пострадавшие не обращаются в полицию.
Первая – это неизжитая стигматизация и виктимблейминг (обвинение) жертв в наших странах. Почему-то, если человека избили или обокрали, у него не спрашивают, во что он был одет, был ли знаком с преступником, а главное – не относятся к пострадавшему так, как будто он запачкан и навсегда покрыт позором.
Вторая – сама специфика преступления состоит в том, что страдает, прежде всего, психика. Мало у кого остаются силы на то, чтобы предать огласке случившееся и подвергнуть себя стигматизации, виктимблеймингу, иногда даже травле. Даже в комфортной и дружественной среде жертвам тяжело об этом говорить, не говоря уже о том, чтобы бороться за справедливое наказание, преодолевая осуждение окружающих, давление со стороны насильника и его родственников, а также полиции, следователей, прокуроров, адвокатов и судей, которые почти всегда выгораживают насильников, помогая им или уйти от наказания, или максимально его смягчить.
И здесь я уже перехожу к третьей причине, которой, по моему мнению, является существующая в нынешнем виде система правосудия. Половина возбужденных по обвинениям в изнасиловании дел просто не доходят до суда, поскольку сотрудники правоохранительных органов всячески защищают преступника. И сложно сказать, почему, то ли из мужской солидарности – ведь большинство и законодателей и сотрудников правоохранительных органов – мужчины, то ли от непонимания того, чем является на самом деле изнасилование – пытками с долговременными последствиями.
Я думаю, и то и другое. Ведь женщина в патриархальном обществе воспринимается как сексобъект, существо, предназначенное для сексуального потребления мужчинами. Изнасилование с этой точки зрения – всего лишь несколько невежливая форма обращения с женщиной. Это отражено и в законодательстве, которое игнорирует такую распространенную реакцию на изнасилование как ступор, оцепенение, и считает, что раз не было активного сопротивления, значит, все было по согласию и желанию. Изнасилование без отягчающих обстоятельств (не групповое, совершенное над совершеннолетней, и так называемым «естественным» способом) считается преступлением средней степени тяжести, и допускает наказание в виде условного срока.
Это ужасно, и это сильнейшая ретравматизация, особенно если жертва вынуждена сталкиваться с насильником потом на улице, например. Ужасней может быть только ситуация, когда жертве не удалось доказать факт насилия, и насильник обвиняет ее в лжесвидетельстве. И уже она попадает на скамью подсудимых и признается виновной. Такое случается и в Украине, и в Казахстане.
Ёш, «Феміністична майстерня», Львов:
– Распад Советского Союза и поиски почвы, на которой держатся новые государства, способствует консервативному повороту и поиску так называемых национальной идентичности, национальных традиций. В этом поиске, к сожалению, объявляются какие-то совершенно устарелые ритуалы и ролевые модели для женщин и мужчин, распространяется мифотворчество национальной истории…
С другой стороны, стоит учесть, что осознание женщиной сексуального насилия возможно тогда, когда есть представление о культуре согласия. Чем меньше женщины и мужчины просвещены в сексуальных практиках, чем более для них приемлемы партнёрские отношения, тем больше они сами будут распознавать элементы принуждения и противостоять сексуальному насилию. Думаю, важно отметить, что речь идёт и о гомосексуальных отношениях. Если же женщина (или подчинённый партнёр) не имеет сексуальной воли в отношениях, тогда то, что является насилием в представлении феминисток, не будет трактоваться ими как таковое, вместо этого будет мысль – должна (должен) удовлетворять сексуальные потребности моего партнёра (партнёрши), реализовать «семейный долг». И здесь я хочу сказать, что в Украине, насколько я понимаю, в последнее время больше стала развиваться культура согласия и понимание сексуального насилия. В частности, благодаря (про)феминистским движениям, благодаря связям с европейскими и американскими странами, где тема более развита.
Елена Лягушонкова, «Шаленi кiшки», Киев:
– Нас объединяет бэкграунд с давлением, которые называют традиционными ценностями, когда на женщину при минимальных правах навешивают ответственность за поведение мужчины. А случай за 2012 год с Оксаной Макар показал, насколько варварское у нас в стране отношение к жертвам насилия даже в таком очевидном деле со смертельным исходом: виновато было происхождение Оксаны, её мать, она сама, но не твари, изнасиловавшие и сжегшие Оксану Макар.
Общество бережет свою картину справедливого мира, надеясь, что с ними никогда это не случится. Считают, что жертвы могут быть «правильными» и «неправильными». Однако, это ошибка.
В Украине есть специфическая проблема – насилие над женщинами в условиях войны на Донбассе. Донбасс – моя родина, и я давно стала «складом» историй от моих подруг о насилии. Этих случаев столько много, что они складываются в систему.
Яся Михайлова, «Резистанта», Киев:
– В Украине, к сожалению, изнасилование считается преступлением средней тяжести и насильнику грозит от 3 до 7 лет. В моей стране все еще сильна традиция обвинения жертвы, и это очень сильно бьет психологически, морально по жертвам изнасилования. Считается, что стыдно быть изнасилованной или попасть в проституцию, но почему-то не стыдно быть насильником или посетителем борделя.
Одному АТОшнику по сути простили изнасилование, он отделался штрафом в 400 грн. На востоке Украины из-за боевых действий в целом тяжело расследовать подобные вопросы, как впрочем, и при любом военном конфликте. К тому же у нас нет статей о харассменте, а трудовой кодекс пытаются максимально либерализировать, что затронет женщин в общем, в частности матерей и по сути принудит многих терпеть домогательства, лишь бы работы не лишиться. Зато украинкам отовсюду предлагаются «альтернативы» – высокооплачиваемая работа в стриптиз-клубах и массажных салонах, не требующая ни навыков, ни опыта. Порой такие «альтернативы» разбавляются рекламой вакансий суррогатного материнства, которое давно запрещено в странах ЕС и некоторых штатах США (по крайней мере, коммерческое). Все это ультиматум женщинам – «продавай тело или умри от голода!»
– Как вы считаете, что нужно сделать самим женщинам, чтобы уменьшить насилие над женщинами?
Яся Михайлова, «Резистанта»:
– Добиваться своих прав. В первую очередь, нужно осознать проблему гендерно обусловленного насилия как системную. А с системными проблемами в индивидуальном порядке бороться невозможно, именно поэтому нужно объединяться и требовать изменения существующих условий. Очень важен правовой аспект: я считаю, что необходима ратификация Стамбульской конвенции – для предупреждения и борьбы с домашним насилием и насилием в отношении женщин в целом. Есть много положительных аспектов в правовом поле у стран ЕС, больше всего мне импонирует законодательство Швеции. В этой стране много женщин непосредственно участвуют в политике, нагрузка по уходу за детьми распределена равномерно, государство строго пресекает торговлю людьми и проституцию, где она признана сексуальной эксплуатацией и видом гендерного насилия.
Помимо этого, нужно развивать культуру женской физической подготовки, самообороны, а также нужно поднимать вопрос отстаивания личностных границ, т.к. в ряде случаев насилие начинается с попирания чужих психологических барьеров.
Елена Зайцева, «Резистанта»:
– Я бы сказала, что первое – это перестать поддерживать патриархальные стереотипы о «предназначении», покорности, слабости женщин. И постараться больше узнать о правах женщин, о феминизме, постараться «выйти из коробки» и посмотреть на мир шире.
Ну, и конечно, нужно поддерживать других женщин, становиться подругами, а не соперницами.
Елена Лягушонкова, «Шаленi кiшки»:
– У женщин очень мало рычагов давления на поведение мужчин, выработанных веками в условиях культуры насилия. Женщины должны требовать от власти справедливых законов, просвещение и демифологизации заблуждения, что жертва виновата сама.
Женщинам надо объединяться в борьбе за свои права. Объединение однозначно станет очень сильным инструментом, как показало, например, движение суфражизма.
Огромной работой, которая ложится на женщин, поскольку никто за женщин это делать не собирается, является просветительская работа в сфере борьбы с культурой изнасилования. Нужно доносить до общества информацию, что жертва не «сама виновата», поскольку у жертвы нет выбора быть изнасилованной или нет, в отличье от насильника – насиловать или нет. Нужно объяснять, почему нет безусловного права на секс и никто не обязан его обеспечивать: ни за деньги, ни за еду, ни из жалости, ни по праву силы. Нельзя поддерживать, одобрять насильников, отдавать за них голос независимо от его социального статуса, благосостояния, возраста. Шутки про «зато удовольствие получила» должны хотя бы в нашем, женском, сознании быть приравнены к женоненавистническим, а не транслироваться в эфире развлекательных шоу.
Это огромный пласт работы, но это в наших интересах.
ЁШ, «Феміністична майстерня», Львов:
– Насколько я вижу, работа ведётся в двух направлениях. Первое – просвещать самих себя и других людей, о том, что такое равноправный секс, секс без насилия. В школах об этом не рассказывают, в семьях в основном насаждают какие-то стереотипы, а медиа тиражируют модели поведения, в которых женщина с улыбкой принимает то, что, по сути, для нас является насилием. Хорошо бы, если бы такая работа проводилась и с теми, кто уже совершили насилие. Я не очень верю в предотвращение преступлений карательным методом. А ведь для мужчины, которого судят за сексуальное насилие, это может быть абсолютным разрывом шаблона: ему всю жизнь говорили о том, что он воин-завоеватель и должен подчинять и доминировать, а тут вдруг его судят за такое поведение. Таким образом, мужчины тоже становятся заложниками патриархата, и очень важно, чтоб они могли разобраться, что не так с их действиями и с системой в целом.
Но, есть ситуации, когда сексуальное насилие совершенно сознательно используется как инструмент подавления. Мне сложно представить общества, в котором секс без согласия и с применением физической силы не был бы удобным инструментом унижения. Но я могу представить это как явление, относящееся к ряду пыток, унижающих достоинство человека. То есть, я думаю, мы можем добиваться смещение парадигмы, но пока будут возможны отношения доминирования, до тех пор будет иметь место насилия над любыми группами, которые являются слабыми или индивидами, которые оказались в беззащитном положении (будь то женщины или кто угодно другой). Если говорить о процентном соотношении насилия над женщина, то второй метод уменьшения этого насилия – делать женщин более сильными, чтобы они не представлялись лёгкой добычей.
Долорес Клейборн, «Шаленi кiшки», Киев:
– Я хочу отметить, что женщины уже много сделали, а именно, осмелились сломать стену молчания, за которой прятались насильники, и заговорили публично о насилии над ними, не страшась позора и порицания. Это такие флешмобы как #ЯНеБоюсьСказать (Украина), #НеМолчиKZ (Казахстан), #MeTOO и #TimesUp (Америка), #СегаКажуВам (Македония)и др. Женщины собирают последние силы и идут добиваться правосудия, и не только ради мести, но и ради того, чтобы другие мужчины не насиловали других женщин. И на таком фоне, я думаю, что пора бы уже мужчинам что-то сделать. Например, не насиловать. Или допустить женщин к власти, и вместе с ними принять более справедливое уголовное законодательство в отношении изнасилований, домашнего насилия, гендерного, экономического неравенства, проституции.
– Как вы считаете, что нужно сделать власти, чтобы уменьшить насилие над женщинами?
Яся Михайлова, «Резистанта», Киев:
– Власть должна прислушиваться к своим гражданкам, ведь женщины – это, как минимум, половина населения. Женщины заслуживают достойной жизни без насилия и дискриминаций, и они всегда вправе потребовать своего: будь то легальные аборты, обустройство шелтеров для жертв насилия или ужесточение наказания для насильников. Не учитывать интересы такой огромной части населения не только противоправно, но и просто глупо.
Долорес Клейборн, «Шаленi кiшки», Киев:
– Осознать, что изнасилование – это тяжкое преступление. Повторюсь – это пытки с долговременными последствиями для психики и всей жизни, которая навсегда делится на «до» и «после». Насильники не должны получать условные сроки и оставаться на свободе – это плевок в лицо жертвам. Нужно подумать над тем, как сделать наказание за изнасилование неотвратимым, как облегчить для жертв процесс обращения в полицию. Нужно отказаться от концепции сопротивления жертвы как обязательного условия признания изнасилования изнасилованием, заменить ее концепцией согласия. Если жертва не давала согласия на секс – значит это изнасилование. Швеция уже внесла соответствующие изменения в свое законодательство. Украина в 2018 году внесла такую же новеллу в Уголовный кодекс, она начнет действовать с 2019. Но, боюсь, без борьбы с дискриминацией женщин, стигматизацией жертв изнасилования и нынешним отношением со стороны сотрудников правоохранительных органов эта замечательная норма мало что даст относительно повышения количества регистрируемых случаев изнасилования. Хотя, надеюсь, поможет тем немногим, кто будет обращаться.
Кроме этого, я поддерживаю законодательно установленный так называемый «возраст согласия. Это не запрет несовершеннолетним заниматься сексом. Это запрет взрослым заниматься сексом с несовершеннолетними, пользуясь их уязвимостью. В том числе это защита несовершеннолетних девочек от изнасилования взрослыми. Ведь в этом случае достаточно будет доказать только факт секса, без необходимости доказывать факт насилия.
Буми, «Феміністична майстерня», Львов:
– Представителям правительства нужно повышать свое образование по вопросу гендерно-обусловленного насилия. Глубоко изучать социальную обстановку в своем государстве, делать честные исследования – потому что мало того, что правительство часто не образованно, так еще и существует большой разрыв между социальными слоями правящей верхушки и рядовыми людьми (особенно между мужчиной из правительства и среднестатистической женщиной). Прислушиваться к женщинам, к активисткам, допускать женщин в правительство, помогать в обучении и профессиональной самореализации (да-да, женщинам как дискриминируемой группе нужна помощь, потому что у них меньше доступа к разного вида ресурсам). И последним пунктом, конечно же, создать работающее законодательство, которое бы защищало права женщин. Хватит делать вид, что все в порядке. Все не в порядке – и уже давно!
Елена Лягушонкова, «Шаленi кiшки», Киев:
– Никаких условных сроков для насильников, никаких примирений с насильником. Кроме того, законодательство должно работать, а не так, когда сами правоохранители делят изнасилования на «настоящие» и «ненастоящие». Также здесь очень тесно стоит вопрос о превышения пределов необходимой самообороны. Даже защищая свою жизнь, женщина рискует попасть за превышение.
Имея работающее и нелояльное к насильникам законодательство, можно говорить о том, что государство борется с изнасилованиями, а не закрывает глаза на эту проблему.
Вопросы задала: Йоханна Акбергенова, координатор по работе со СМИ, ОФ «НеМолчиKZ»
