Правозащитник Евгений Жовтис – о казахстанской Конституции образца 1995 года
День Конституции – в иных странах самый важный государственный праздник. А в нашей стране ее Основной закон стал ли документом, соединяюшим государство с народом, демократией, равенством? Известный правозащитник Евгений Жовтис в интервью казахстанскому журналу «ADAM» рассказал о законах, нивелирующих Конституцию, о непоследовательности казахстанских властей и о тюремных законах, которые зачастую гораздо более справедливы, чем законы в правовой и суверенной республике.
Конституции без демократии не бывает
ADAM: Евгений Александрович, в следующем году нынешней Конституции исполняется двадцать лет. Научилось ли наше общество жить, согласно основному закону и если нет, то почему?
ЖОВТИС: Давайте начнем со значения слов«конституция» и «общество», чьим олицетворением она является. Конституция – признак демократического государства и общества. Никто не принимал такого документа при рабовладельческом строе или при диктатурах, несмотря на наличие декларативных сводов законов. Конституция предполагает организацию политической жизни, определяет базовые принципы, на которых народ строит суверенное государство, обеспечивая их институциональное наполнение. То есть, выстраивает структуру власти, источником которой является народ. По существу вся эта конструкция предназначена для обеспечения прав и законных интересов людей. Ибо люди создают государство для себя, а не для элиты, не для власти. Государство таким образом – обслуживающий инструмент, а не существующий самостоятельно.
Очень трудно ответить на вопрос, научились ли мы жить по Конституции, потому что, на мой взгляд, мы не живем в демократическом государстве. Пока не будет обеспечена демократическая форма правления, главный документ будет декларативным. Демократия – это ведь не состояние, а процесс организации и развития общественно-политической жизни, основанный на определённых принципах. Мы же живем при авторитарном режиме и это хорошо видно по тому, как у нас осуществляются властные функции. Наша Конституция, даже при наличии второго раздела (о человеке, гражданине и правах и свободах) и формальных демократических институтов (парламента, президента, судебной системы), а также целого ряда процедур, посредством которых эти институты создаются и функционируют, существует сама по себе. Более того, после того, как Конституция 95-го сменила Конституцию 93-го, она ещё в большей степени стала документом политической целесообразности.
ADAM: То есть, вы хотите сказать«обслуживает интересы власти»?
ЖОВТИС: Совершенно верно. Она сформирована таким образом, чтобы поддерживать контроль и, читая ее, становится понятно, что власть у нас – чуть ли не самое главное, несмотря на декларативные строки о том, что её источником является народ. И отсюда вытекает все последующее правоприменение Конституции.
Что есть государство?
ADAM: Было ли какое-то подобие положительных импульсов для того, чтобы Конституция изменила в лучшую сторону свой фактический статус?
ЖОВТИС: Одним из очень важных институтов для продвижения Конституции, является Конституционный суд – высший орган конституционного надзора, который определяет, как толкуется документ и его отдельные положения, соответствует ли он международным представлениям в принятом в мире понимании. Достаточно сказать, что у нас есть только Конституционный совет. То есть, гражданин, который вроде бы является источником власти и права и свободы которого незыблемы и являются высшей ценностью, не может обратиться в орган конституционного надзора, чтобы узнать, правильно ли власть применяет или трактует законы! Конституционный совет начинает действовать только после вопросов, задаваемых судами, парламентом или президентом. При этом иногда он выносит вполне демократические решения, соответствующие сути конституционализма.
Все изменения и дополнения, которые имели место за все эти годы, были направлены на укрепление президентской ветви власти, подчеркивали еще большую его роль и усиливали институт такого правления. Были ли какие-то шаги по демократизации и конкретно о более активном участии общества в процессе управления государством? Нет.
Возьмем те переходные положения Конституции образца 95-го года, которые предполагали реализацию идеи о местном самоуправлении, которую мы ждем почти два десятка лет. Серьезных подвижек мы так и не увидели – все реализовывается слишком медленно, с оглядкой, частично.
ADAM: То есть даже откровенно антидемократические инициативы власти фактически вписываются в нормы существующего документа?
ЖОВТИС: Дело в том, что Конституция, конечно, определяет какие-то строгие рамки и нормы. Но дальше ведь идет толкование. Например, если идет разговор об интересах государства, непонятно, чьи это интересы – простых людей, элиты, власти? Наша власть часто прикрывается тем, что поступает так или иначе в интересах государства, но кого они подразумевают под государством, непонятно. Власть зачастую рассматривает свои интересы как государственные и наоборот. Я каждый раз пытаюсь доказать – ничего подобного. Говорю им, что вы, ребята, временно у власти. Потом вы превратитесь в народ – придут другие, со своими интересами. Государство же должно работать в системе институциональных, а не персонифицированных отношений.
Что говорить – многие решения нашей власти являются ситуационными. Сегодня говорим так, завтра – эдак. Классический пример непоследовательности – осуждение революций. И это говорят наши власти, являющиеся наследниками предыдущих властей, которые весь ХХ век поддерживали все революции в мире и считали их чуть ли не единственным способом спасения от угнетения и эксплуатации. Просто им теперь есть что терять. То есть, все исходит из политической целесообразности для тех, кто находится у власти. И в этом главное наше отличие от стран развитых, где конституция деперсонализирована и не связана с конкретными людьми.
А где-то разрешены восстания
ADAM: Получается, что для отстаивания своих прав казахстанцамприходится нарушать Конституцию, выходя, допустим, на несанкционированный властями митинг или демонстрацию?
ЖОВТИС: Я бы не назвал выход на митинг, пусть даже и несанкционированный, неконституционным. Он абсолютно конституционен. И здесь мы наблюдаем проблему не конституции, а законов. А вот закон, регулирующий это право – неконституционен, ибо сужает право на мирное собрание вплоть до отрицания этого права как такового. То есть, нужно менять закон, а не обвинять граждан, которые хотят реализовать свое право на мирные собрания, в нарушении этой нормы. Я подчеркиваю это, как специалист в этой области и международный эксперт, член панели экспертов ОБСЕ по свободе мирных собраний. Мирное собрание защищается всегда, если оно ненасильственное. И это положение должно соблюдаться в соответствии с международными стандартами. Мы идем аккуратно в противоположном направлении – и не только в этом вопросе. То же самое касается и свободы слова с максимально суженными рамками, и свободы объединений, и свободы религии, и свободы совести и т.д. И все эти стандарты сужены – но именно не в конституции, а в законах.
То есть, законы сконструированы так, чтобы граждане не смогли полноценно реализовывать свои конституционные – исконные и неотъемлемые – права.
ADAM: Но, может быть, общество само в чем-то виновато?
ЖОВТИС: Скажу так – за все нужно бороться. Сугубо законными методами – но бороться нужно. Чем сильнее общество будет включаться в борьбу, тем быстрее власть будет вынуждена действовать в соответствии, в том числе, и с конституцией в ее правильном понимании. Свои права нужно завоевывать – не обязательно насилием. Я категорический противник такого пути, хотя прекрасно знаю, что история знает очень много примеров, когда другого выхода, к сожалению, не остается.
Кстати, в конституциях целого ряда государств закреплено право на восстание. Если власть узурпирована и грубо нарушает права граждан, люди могут восстать против власти, нарушающей их права. Оптимально – не доводить ситуацию до этого. Ведь это дорога с двусторонним движением – власть и общество должны идти навстречу друг другу. У нас ни власть, ни общество не требуют соблюдения конституции. К сожалению, это факт. Наша Конституция – это абстрактный документ. Если человек взывает к Конституции, власть говорит – да, это так, но вот здесь есть пункт в законе или поправка, исключающая твое право. И право пропадает.
Приведу классический, я бы даже сказал, идеальный пример. Конституция, как известно, предполагает право каждого на проведение демонстраций, шествий, митингов и проч. В городах Алматы, Астана, Караганда и других крупных городах решениями местных маслихатов выделены специальные места для проведения этих мероприятий. И сразу же возникает вопрос – куда же в таком случае делось право на проведение шествий и демонстраций, ведь они предполагают движение от одной точки до другой? То есть право ликвидировано, его попросту нет.
Закон суров, но это закон
ADAM: Вы провели несколько лет в заключении. Можете сказать, где больше справедливости – там или на воле? Где законы соблюдаются лучше?
ЖОВТИС: Знаете, «зона» – это слепок жизни по эту сторону забора. Там тоже есть свои правила – и, кстати, многие из нихтакие же глупые. Точно также есть и власть, и чиновники, которые в гораздо большей степени склонны демонстрировать свою силу – поскольку люди там несвободные, а соответственно, более уязвимые. Но там, именно в силу того, что большое количество людей спрессовано на одной небольшой площади, начинают действовать законы человеческого общежития, в котором нужно выживать. И, как ни странно, взаимодействие между людьми в этом общежитии заставляют это общество вырабатывать правила, которые значительно более справедливы, чем на воле, потому что они основаны на разумности и практичности. В какой-то степени, даже те правила, которые поддерживает тот же самый криминальный контингент внутри зоны, по целому ряду параметров значительно более справедливы, хотя иногда и жестоки, потому что позволяют поддерживать нормальную систему координат и сохранить более или менее комфортную микросреду в сообществе. Поэтому мне трудно сказать, где больше справедливости, потому что ее нет в абсолютной степени ни там, ни там. Если говорить об отношениях между заключенными и администрацией, несправедливости больше, чем на воле. Но во взаимоотношениях между людьми есть много правил, которые более четко поддерживаются на зоне, чем здесь.
Я приведу вам простой пример, касающийся того же самого – используем тамошний сленг – крысятничества. Воровать там – западло, то есть для нормального человека фактически невозможно. Ты сразу же подвергнешься жесткому обращению. То есть, там есть страх, потому что человек моментально становится изгоем. Тебя «загоняют под шконку» или ты вообще отправляешься мыть туалеты и все такое. На воле же воровство – это умение хорошо жить. И ты никакой не изгой – ты просто нормально подсуетился. И главное – не попался. Там никто не будет доказывать твою причастность – главное, ты уже на «крысятничество» пошел. Ты нарушил правила общежития, общество отторгает тебя. И человеку приходится очень долго завоевывать элементы даже не уважения, а приемлемого отношения к себе. Я не хочу ни в коей мере героизировать или обелять криминальную среду, но по ряду моментов она в «зоне» значительно более справедлива.
ADAM: Спасибо за содержательную беседу.
Беседовал Игорь ХЕН
Публикация в журнале «ADAM» № 31 (42) от 29.08.2014
