Прокуратура Мангыстауской области, проведя проверку заявлений подсудимых нефтяников о зверствах следователей, отказала в возбуждении уголовного дела по факту пыток. После этого заявления люди выходили из зала суда не менее потрясенными, чем после рассказов о чудовищных пытках, которым подвергались подсудимые нефтяники во время «следственных мероприятий».
Все ждали как минимум расследования, но даже медицинских обследований и экспертиз в отношении подсудимых проведено не было. Им просто отказали! Но разве так может быть? С этим наивным вопросом мы обратились к известному правозащитнику Евгению Жовтису.
– Евгений Александрович, имела прокуратура право отказать подсудимым в возбуждении дела по факту пыток?
– Для меня важно не то, возбудили дело или нет, а то, что отказались проводить надлежащее расследование. Возбудить уголовное дело можно только после того, как расследовано все, что заявили подсудимые, и на основании выявленных фактов установлено наличие криминальной составляющей.
Это особенно странно, если вы совместите этот процесс с процессом над начальником изолятора временного содержания. Очевидно, что этого человека судят в связи с тем, что задержанный погиб в результате пыток. То есть говорить о том, что пыток не было, невозможно уже по одному этому факту. Можно говорить о том, были ли они единичными или массовыми, но они были!
Очевидно, что в случае подтверждения тех фактов, которые изложили подсудимые, все полученные доказательства становятся не имеющими юридической силы, недопустимыми с учетом нашего законодательства и не могущими быть принятыми. И очевидно, что надо было прекращать процесс и проводить такое расследование. Этого сделано не было и приходится только развести руками.
– Может быть, дело в том, что доказать применение пыток непросто?
– Приведу пример. В свое время Казахстан посещал спецдокладчик ООН по пыткам. С ним приезжал эксперт-врач – тот, кто оценивает, применялись пытки или нет. Так вот, в разговоре эксперт сказал, что почти ко всем, с кем он встречался (а ему дали возможность встретиться с людьми, содержащимися в следственных изоляторах), действительно пытки применялись.
Я спросил: как вы это определили? Ведь было маловероятно, что его привели к тем, у кого были переломаны ребра или были синяки. Он сказал: мне не нужны следы пыток, я достаточно опытен (25-летний стаж), чтобы из разговора понять, говорит этот человек правду или нет.
К чему я веду? Пытки – это не только иголки под ногти и утюг на грудь. Речь идет не только о том, избивали ли человека до такой степени, что он стал инвалидом в результате методов дознания, как они у нас называются. Пытки – это и помещение в темную камеру, допрос ночью, психологическое давление, угрозы близким… Это огромное количество разного рода факторов, и для их установления нет необходимости обращаться к врачу и устанавливать следы на теле.
Исходя из слов прокурора, у меня нет никаких сомнений, что в случае жанаозенского дела проверка была проведена формальная, потому что для того, чтобы по 37-ми людям установить, что они говорят неправду, нужно было изучить массу документов. Когда подсудимый был задержан, когда доставлен, когда был первый допрос, когда впервые появился адвокат, был ли проведен акт медицинского освидетельствования перед помещением в изолятор временного содержания, был ли проведен акт медицинского освидетельствования до и после допроса, было ли видео допроса…
То, что ничего этого сделано не было, означает только одно: результаты этой проверки не соответствовали бы требованиям международного законодательства о пытках. Существует такое понятие, как презумпция пыток. Если человек говорит, что в отношении него были применены пытки, то это задача правоохранительных органов доказать, что их не было. Эти документы не имеют обязательной юридической силы, но если суд хочет обеспечивать всестороннее объективное рассмотрение дела, то он применяет эти процедуры.
– Как Вы думаете, какой будет реакция на это решение прокуроров со стороны Запада?
– Я пока не имел возможности обсуждать эту тематику с европейцами, но могу предположить, какой будет реакция. Дело в том, что для европейского восприятия, прежде всего правового, получить признательные показания под пытками и потом основывать на них обвинительный приговор – это невозможно, потому что подрывает все основы правосудия.
Для европейского правового восприятия, как, впрочем, и для североамериканского, проблемы процедуры ключевые, даже по сравнению с самим обвинением, потому что только процедура позволяет защитить невиновного человека. Поэтому право на независимого адвоката, право хранить молчание, независимое медицинское освидетельствование и прочее – базовые. Если человек заявляет, что к нему применялись пытки, это ставит под сомнение вообще все расследование и обвинение человека. Это на 90% снимает разговоры о виновности данного лица.
Если вы уверены, что человек совершил преступление и для этого есть вся необходимая доказательная база, вам незачем его пытать. А если вы его пытаете, то вы либо пытаетесь ускорить расследование, либо пытаетесь повесить на невиновного преступление.
– Уже даже не юристам видно, что процесс торопят. Как Вы думаете, зачем так гонят коней?
– Судя по тому, как процесс пошел, ясно, что возникло очень много вопросов к обвинению, к расследованию, к результатам этот судебного процесса. Поэтому процесс ускоряют, чтобы вырулить из этой ситуации. Приговор, я думаю, будет обвинительным, но власти постараются сбалансировать – кого-то, возможно, оправдают, кому-то дадут условно.
– То есть здесь задача – признать сам факт?
– Да, признать, что эти люди в той или иной степени, косвенно или прямо, принимали участие в произошедшем. И закрыть тему, кто в действительности был виновен.
– Как повлияет процесс в Актау на дело Козлова?
– Это юридический факт, что беспорядки были, что к беспорядкам были причастны нефтяники, и что длительная акция нефтяников закончилась беспорядками. В деле Козлова нужно будет только доказывать связь между Козловым и нефтяниками. Нужно будет доказывать, что действия Козлова и других лиц были направлены на то, чтобы эти беспорядки состоялись рано или поздно. Вот будет задача обвинения.
– А Ваши прогнозы по делу Козлова можно услышать?
– Мне трудно сказать, не хочу быть Кассандрой. По ощущениям, я достаточно пессимистичен в отношении этого дела. Человека столько держат в следственном изоляторе, продлевают каждый месяц меру пресечения… Я не думаю, что в этой ситуации суд будет более объективным и более беспристрастным, чем в том процессе, о котором мы говорили.
– Оппозиция очень часто говорит об имидже Назарбаеве, в частности на примере Вашего дела говорилось, что оно очень негативно отразилось на его имидже. Как Вы считаете, влияют ли такие судебные процессы и такие приговоры?
– В любом случае такие процессы влияют на имидж, и они не лучшим образом демонстрируют правовую систему государства, независимость правосудия, отсутствие политических преследований. Реакция вполне негативная. Но вопрос в масштабах или глубине этого негатива.
Беседовал Игорь ВИНЯВСКИЙ, главный редактор газеты «Взгляд»
(публикация на поратле «Республика» от 11.05.2012)
