В ближайшие дни в Казахстане состоится заседание экспертного совета правозащитников на котором будет в очередной раз пересмотрен и дополнен список политических заключенных страны, в состав которого на сегодняшний день включены порядка двадцати человек. Об этом АССА сообщил один из членов экспертного совета — глава Казахстанского международного бюро по правам человека (КМБПЧ) Евгений Жовтис. Между тем, вице-министр юстиции Казахстана Акереке Ахметова на недавно прошедшей пресс-конференции официально заявила, что в стране нет ни одного политического заключенного.
Пытаясь разобраться в этом противоречии, журналист АССА поговорил с Евгением Жовтисом.
— Евгений Александрович, по словам вице-министра юстиции Ахметовой, политических заключенных у нас нет. Но ведь в марте текущего года экспертный совет расширил список политических заключенных…
— И еще собираемся его дополнить в ближайшее время!
— Как понимать это противоречие?
— Ответ на этот вопрос лежит в правовой и в политико-правовой плоскостях. Если рассматривать заявление вице-министра юстиции с правовой точки зрения, то она права! Раз в нашем законодательстве нет понятия «политический заключенный», то их, наверное, и нет. Раз нет такого термина. Но, проблема в том, что отсутствие термина не означает отсутствие самого явления, как такового. В Советском союзе, как известно, тоже не признавали наличие политических заключенных. Но при этом, когда СССР прекратил свое существование, независимый Казахстан принял закон «О жертвах политических репрессий», признав таким образом, что в СССР были: а) политические репрессии; b) лица, которые в результате этих политических репрессий помещенные в места лишения свободы и психиатрические клиники; c) что они были политическим заключенными. Более того, у нас есть указ президента, где говорится о предоставлении политического убежища. Понятно, что политическое убежище предоставлялось лицам, которые преследовались по политическим мотивам в странах, откуда они бежали, и, соответственно, в тех странах они могли находиться в местах лишения свободы и называться политическими заключенными. Поэтому термин «политический заключенный» — он политико-правовой, а не чисто юридический. И они — «политические заключенные» — существуют, как бы этого не ни хотелось вице-министру юстиции. Формально, в законодательстве нельзя найти этот термин, но фактически они есть. А для того, чтобы установить, кто это такие и как определить, является ли данный заключенный политическим, для этого существуют критерии — как международные, разработанные Советом Европы, так и наши национальные, которые мы разработали сами на основании международных критериев. Ознакомиться с ними можно на нашем сайте, где публикуется информация о политических заключенных. Список политических заключенных Казахстана растет. Это люди, к которым применяется чисто политическая статья 174 Уголовного кодекса (Разжигание социальной, национальной, родовой, расовой, сословной или религиозной розни), а также статья 405 (Организация и участие в деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации после решения суда о запрете их деятельности или ликвидации в связи с осуществлением ими экстремизма или терроризма) — по ней в большинстве случаев привлекают к уголовной ответственности за выражение собственного мнения. Либо статьи, которые могут применяться политически мотивированно — это статья 256 (Пропаганда терроризма или публичные призывы к совершению акта терроризма) и так далее. Так что определить политического заключенного достаточно легко.
— Сколько политзаключенных сегодня в Казахстане?
— Точно не скажу, потому что он постоянно обновляется, но где-то порядка двадцати человек.
— Вы упомянули, что в ближайшее время список будет пополнен. Кто в него будет включен?
— Пока не могу сказать. Решение о включение в список принимается экспертным советом консенсуально. То есть все члены совета должны поддержать включение того или иного лица в данный список. Но могу сказать, что это снова лица, привлеченные к уголовной ответственности и находящиеся под стражей, в отношении которых еще не вынесены приговоры, которым выдвинуты обвинения по статье 405 — за участие в запрещенных организациях. Понятно, что речь идет о запрещенных политических движениях «ДВК» или «Коше Партиясы».
— Правильно ли я понимаю: в этот список входят лица, которые уже осуждены, либо находятся под следствием, но не входят те, кто участвует в митингах, о чем говорила вице-министр Ахметова?
— Предлагаю разделить ваш вопрос на три части. Первое. В список политзаключенных входят те, кто находится под стражей. Это не список лиц, преследуемых по политическим мотивам. Есть большое количество осужденных по статье 405, которым не было назначено наказание в виде лишения свободы. Есть также люди, в отношении которых ведется следствие, но они находятся под домашним арестом, либо под подпиской о невыезде. Таких людей мы в список политических заключенных не включаем, потому что сам термин «заключенный» означает, что человек находится под стражей — либо до суда и во время суда, либо после вынесения приговора.
Что касается участников мирных собраний, то у нас обычно статья 400 уголовного кодекса (Нарушение порядка организации и проведения собраний, митингов, пикетов, уличных шествий и демонстраций) к ним не применяется. Их не привлекают к уголовной ответственности, потому что нет состава преступления. Их привлекают обычно по статье 488 Административного кодекса (Нарушение порядка организации и проведения мирных собраний) — выписывают штрафы, либо назначают административный арест.
А что касается уголовного преследование, то вот это участие в мирных собраниях используется в качестве доказательства, что данное лицо принимает участие в деятельности вот этих самых запрещенных судом организаций. Если, к примеру, лидер запрещенной ДВК призывает людей выйти на митинг и человек на этот митинг выходит, то, задерживая его на этом митинге, правоохранительные органы помимо привлечения к административной ответственности, могут использовать это как доказательство того, что участвует в деятельности запрещенной организации. Вот в каком контексте это обычно рассматривается. А непосредственно за участие в митинге у нас, слава Богу, пока к уголовной ответственности людей не привлекают.
— Акерке Ахметова заявила на пресс-конференции, что «политических заключенных в Казахстане нет, но есть преступники, которые совершили уголовные деяния. Журналисты поинтересовались, относятся ли к лицам, совершившим уголовные деяния те, кто участвовал в несанкционированных митингах. На что она ответила: «Если митинги не санкционированы, значит, они нарушают закон о митингах». Но ведь у нас по закону, если не ошибаюсь, для митингов не требуется разрешения, достаточно простого уведомления…
— Нет.
— То есть разрешение на проведение митингов все же требуется?
— Там используются разные слова. Слова «разрешения» нет, но есть слово «согласование». Согласование требуется для проведения демонстрации или шествия. Вы должны подать заявку на проведение демонстрации или шествия на определенное время и это время должны согласовать. Условно говоря, согласование в этом случае эквивалентно разрешению. Вторая ситуация — это митинги и пикеты. В этом случае, речь действительно идет об уведомлении. Проблема заключается в том, что даже если вы уведомили, вы не можете сразу же после этого выйти на митинг. Потому что, во-первых, уведомлять надо не позже, чем за пять рабочих дней до проведения митинга. А во-вторых, вы должны дождаться ответа от госорганов в течение трех дней, которые могут вам отказать в этом самом уведомлении, а следовательно, и в проведении. Если же вы в течение трех дней не получили ответ или получили положительный ответ, то вы можете выйти на митинг, но только на пятый день после подачи уведомления. Поэтому уведомление тоже очень похоже на разрешительный порядок.
— Получается логическая нестыковка: несанкционированный — значит, неразрешенный. Но уведомление не есть тоже самое, что и разрешение.
— Конечно, вы абсолютно правы. Только вы используете слово «нестыковка», а я называю это «лукавством». Это такая лукавая формулировка. На словах получается, что это уведомление, но по сути выходит, что речь идет именно о разрешении.
— То есть принцип «все, что не запрещено — то разрешено» у нас не работает?
— Конечно, не работает. Потому что всегда можно запретить. Он работает только в той части (и наши власти этим гордятся), это то, что, если вы в течение трех дней не получили ответа, то вы можете дальше не ждать и на пятый день выйти на митинг. И наши власти считают, что это и есть торжество демократии.
— Возвращаясь к политзаключенным, которых у нас официально не существует. Что нужно предпринять, чтобы их не было и фактически?
— Нужно сделать три вещи, которые рекомендовали казахстанским властям и местные правозащитники, и эксперты Комитета ООН по правам человека, и эксперты ряда других международных структур.
Первое: пересмотреть статьи 174 и 405 и привести их в соответствие с международными стандартами и пересмотреть, содержащиеся в них формулировки таким образом, чтобы они не позволяли применять эти статьи произвольно или политически мотивированно. Если взять, к примеру, 174-ю статью, то нужно, чтобы она четко предусматривала уголовную ответственность только в случае разжигания не розни, а вражды или ненависти, сопряженное с призывами к насилию. Если бы это было прописано, то подавляющее большинство всех, кто был по этой статье осужден, были бы сегодня на свободе.
Второе: По 405 й статье не должно быть условного подхода. Должна быть доказана конкретная вина конкретного человека, что он осуществлял какие-то экстремистские действия. А не рассматривать призывы к демократии, как экстремистские только потому что они высказывались людьми, принадлежащими к организации, которая была запрещена.
И последнее: и по 174-й статье и по 405-й статье надо, чтобы в наших судах начали наконец доказывать вину конкретного человека, его умысел — что он хотел. Большинство людей, которых обвиняют в поддержке запрещенных организаций, они же ничего плохого не делали и не хотели делать. Они хотели демократии, свободы и справедливости. Это абсолютно нормальные требования. И их сейчас привлекают не потому, что они призывают к аким-то антизаконным действиям, а потому что их привязывают к запрещенным организациям. Поэтому нужно доказывать, что обвиняемые по этим статьям действительно имели умысел продвигать какие-то экстремистские цели запрещенных организаций. Если вы этого не доказываете, значит не было состава преступления. Если это все сделать, то у нас политических заключенных практически не будет.
— Возвращаясь к началу нашей беседы. Вице-министр говорит, что политических заключенных нет. Правозащитники говорят, что есть. Можно ли привлечь вице-министра Акерке Ахметову к ответственности по той же столь любимой нашими властями статье 274 уголовного кодекса — распространение заведомо ложной информации?
— Привлечь ее достаточно трудно, впрочем, так же, как и привлечь нас за то, что с ее точки зрения, мы тоже распространяем недостоверную информацию. Ведь мы говорим, что политические заключенные есть. Потому что мы выражаем наше мнение, основанные на наших критериях. Она выражает свое мнение, основываясь на том, что в законодательстве нет термина «политический заключенный». Поэтому, я не думаю, что есть какие-то юридические перспективы как в отношении Ахметовой, так и в отношении нас.
ИСТОЧНИК:
Сайт Аналитического центра по Центральной Азии
acca.media/ekspert-v-kazahstane-net-politicheskih-zaklyuchennyh-no-oni-est/
