На наш призыв поддержать признанного в мире узника
совести Вадима Курамшина, который сейчас
испытывает огромный прессинг, откликнулись многие. Движение «Кампейн
Казахстан», начала за рубежом кампанию солидарности. Планируется также в мае
начать пикетирование посольств Казахстана в разных странах и организация
различных мероприятий, посвященных Вадиму.
Тем временем, мы узнаем все новые, без преувеличения
шокирующие подробности, которые намерены представить вниманию читателей после
тщательной проверки, и после получения ответа из прокуратуры.
Таким образом, сопоставим то, что «накопала» прокуратура
и что удалось выяснить нам. Для полноты картины жизни в застенках, в условиях
закрытой камеры, в которой сейчас находится Вадим Курамшин, мы передаем его
рассказ о том, как он сидел в Следственном Изоляторе города Петропавловска под
арестом за публикацию статьи в защиту крестьян. Уверены, нижеследующее не
оставит равнодушным ни одного нормального человека. Представляем вниманию читателей обращение
Вадима Курамшина из далекого 2006 года. Кто знает, может быть именно сейчас, с
ним происходит нечто подобное:
«Я ожидал апелляции, ее рассмотрения. Оно было назначено
на 31 октября 2006 г. Был абсолютно уверен, что в этот день буду дома. Та
информация, которую я получал от одного из своих доброжелателей, близких к
Тургараеву (Председатель суда СКО), будучи еще на свободе сводилась к тому, что
меня возьмут под стражу, и в СИ будут активно прессовать до апелляции, по
которой оправдают или применят амнистию от 09.01.06 г.
В день предшествующий рассмотрению, моего сокамерника
Боярского рекордное количество раз вызывал к себе начальник оперативного
отдела. Под вечер Боярский с явными признаками наркотического опьянения просто
обезумел. Ночью в районе первого часа стал пытаться запрыгнуть на решетку и
звать в окно Светлану, от которой
требовал отпустить такси. Затем ему стало чудиться, что его Светлану насилуют
конвоиры возле двери камеры.
Затем без малейших причин (я и сам был в крайней степени
взволнован от таких преобразований в
психике Боярского, делал вид что сплю) вдруг накинулся на меня, и с неожиданной
для него силой, стал душить. Охранник в это время спокойно смотрел в глазок.
Испытывая реальную угрозу своей жизни, я стал активно сопротивляться, мне
удалось вывернуть ему руку взяв, применить болевой прием, блокировать его
движение.
Перекинув его на угловую нару я упер его головой в стену.
Боярский стал оглушительно кричать, что я сломал ему руку (руку действительно
сломал). Лишь после этого в камеру
ворвались сотрудники изолятора. Я и еще один третий сокамерник в объяснительных
изложили обстоятельства покушения на меня. Объяснительная осужденного
Боярского: «По инциденту в камере объяснить ничего не могу, т.к. ни чего не
помню».
После взятой с меня и еще одного осужденного под
прозвищем «Каленый» объяснительной, нас вернули в камеру. Время было около
2.30. к двери подошел контролер, который был очевидцем происшествия. Он
рассказал мне, что оперативники требовали от него в рапорте не указывать на то,
что Курамшина душили. Ограничиться лишь той картиной, которую застали когда
открыли камеру. Но к чести контролера, он не пошел на поводу у оперов и все
честно изложил.
Я его поблагодарил, он по-отцовски посочувствовал мне и
дал совет быть осторожным впредь. Наш разговор слышал «Каленый» (я не помню
имен, такова реальность), после чего он также признался мне, что оперативники,
а именно начальник оперативной части, требует от него устроить мне максимальный
прессинг, попробовать раскурить анашу и прочее. Он меня заверил, что после
того, что случилось, я могу на него положиться. После открылась дверь и, к
нашему удивлению, в камеру вернулся снова Боярский, который с точки зрения
законности, как минимум, должен был быть водворенным в штрафной изолятор, и уж
ни в коем случае не помещаться со мной в одну камеру вновь.
Чьей точкой зрения руководствовался персонал Следственного
Изолятора, снова помещая невменяемого в ту же камеру, предпринявшего попытку
меня только что убить, – не вопрос. Наступил день, когда я, как мне тогда
думалось, должен быть дома. Весь день я сидел и смотрел на дверь камеры,
замирая при каждом звуке, ожидая освобождения. Освобождения не последовало.
Спустя 2-3 дня я получил известие за подписью Тургараева о переносе
рассмотрения апелляции на 3 ноября (или 6-ое не помню).
Находясь все также в камере с Боярским, обратился с
заявлением к начальнику СИ с требованием прекратить прессинг, привлечь к
административной ответственности за халатность, в результате которой я был
подвергнут риску лишения жизни, за нарушения требований правил о порядке
содержания лиц в СИ. Был вызван в режимную часть, где меня стали заставлять
отказаться от претензий к начальнику оперативного отдела, сотрудник режимного
отдела дал слово офицера, что Боярский больше подобного не предпримет, мои
требования о его переводе игнорировались.
Затем завели в кабинет заместителя начальника СИ Е.
Джусупова. который после того как я снова высказал опасение за свою жизнь и
просьбу наказать начальника оперативного отдела нанес мне сокрушительный удар
ногой ниже пояса. Изнывая от боли, я выслушивал очередные угрозы от Джусупова.
Наступил снова очередной день моего предполагаемого освобождения, день, предшествующий апелляции. Все в
точности повторилось, снова вызовы Боярского в оперативный отдел (до того с
камеры он не выходил), снова стеклянные глаза и неожиданный сильнейший удар со
спины по затылку ребром 50-ти литрового бочка.
Спасло меня от пролома черепа лишь то, что я в последний
момент заметил движение и успел немного уклониться в сторону. Тем не менее,
удар нанес кратковременное расстройство здоровью. Больше я был не в состоянии
надеяться на свои «кляузы». Боярского были вынуждены вынести из камеры, под
массовым давлением других, находящихся под арестом, и наблюдавших за событиями
вокруг меня в режиме реального времени. После чего последовали массовые отказы
от пищи со стороны арестованных, которые таким образом вступились за меня.
Следующий день снова прошел в ожидании…».
В момент описанных выше событий, начальником оперативного отдела Следственного
Изолятора г. Петропавловска был все тот же Жомарт Айтбаев, ныне являющийся
начальником оперативного отдела ДКУИС по СКО.
Так же мы узнали, что к известному правозащитнику
несколько дней назад заходил заместитель
начальника КУИС Жанибеков. Вадим
обратился к нему с просьбой о переводе в колонию под Астану. На это Жанибеков
ответил, что сейчас это требование неприемлемо.
Это в то самое время, когда с Восточно-Казахстанской области осужденных
туда отправляют пачками. Может быть,
все-таки неприемлемо только для Курамшина?
Кому на самом деле выгодно, чтобы правозащитник отбывал
наказание именно в том учреждении, где больше всего нарушений он же и выявил
ранее? Напомним, что Вадим Курамшин рассказал о многочисленных фактах пыток и
издевательств над заключенными именно в той колонии Жаман-Сопка, где он сейчас
и содержится. Это и является главным мотивом действий администрации и
сотрудников данного учреждения в отношении правозащитника и является главной
угрозой и опасностью для него. Пока он находится в колонии Жаман-Сопка, ему
будет постоянно угрожать смерть.
В скором времени мы также опубликуем наши письма и
обращения российским и зарубежным правозащитникам, где предлагаем начать новую
международную кампанию за спасение жизни известного правозащитника Вадима
Курамшина.
ИСТОЧНИК:
Сайт Социалистического движения
Казахстана
http://socialismkz.info/?p=11761
