Почему заключённые не пишут заявления на судей и прокуроров, вымогающих у них крупные суммы денег за досрочное освобождение, и почему омбудсмен не помогает осуждённым решать проблему нарушения их прав, рассказывает Orda.kz.
Недавно в нашу редакцию пришло открытое письмо от осуждённых Учреждения № 19 департамента уголовно-исполнительной системы области Абай. Они жалуются на нарушение законов, коррупцию, несправедливость и произвол в местных судах и прокуратуре и просят главу государства положить всему этому конец. Под обращением на имя президента Токаева подписались 202 заключённых.
Все они — бывшие сотрудники правоохранительных органов. Тем удивительнее было читать их критические отзывы о судебно-прокурорской системе, ведь принято считать, что бээсники содержатся в лучших условиях, чем обычные зэки, и у них больше шансов выйти на свободу раньше установленного приговором срока.
Журналисты Orda.kz внимательно ознакомились с текстом обращения осуждённых, а потом поворили с бывшим сидельцем Учреждения № 19, чтобы из первых рук узнать о проблеме смягчения наказания вставшим на путь исправления преступникам.
Многозначительное молчание
Но сначала — маленькое лирическое отступление. Прежде чем обсуждать специфическую тему, мы обычно направляем редакционный запрос в профильное ведомство для получения исчерпывающей информации по интересующим нас вопросам. Так мы поступили и на этот раз, отправив запрос на имя председателя комитета уголовно-исполнительной системы МВД РК Тенизжана Джанибекова. Думали, глава ведомства разъяснит нам, кому из заключённых и на каком основании полагается смягчение наказания, какие документы для этого надо собрать, как администрация колоний устанавливает, исправился ли человек за время пребывания в их учреждении и т. д.
Все наши вопросы были составлены корректно, поэтому мы рассчитывали получить объёмные ответы Тенизжана Нурмахановича. Да не тут-то было. Спустя 10 дней ожидания мы получили короткую отписку за подписью его первого заместителя Кайырбекова, которая не пролила свет на интересующую нас тему, поскольку большая часть наших вопросов осталась без ответов.
Признаться, мы были озадачены столь неожиданной реакцией руководства КУИС. Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как строить гипотезы и предположения, с чем это может быть связано.
Полагаем, руководству КУИС не понравились наши статьи о коррупции и пытках в тюрьмах, но это уже их проблемы. Мы пишем о том, что волнует наших читателей, включая контингент осуждённых. Мы не хайпуем и не придумываем жуткие истории в погоне за рейтингами, а основываемся на фактах. И от чиновников просим одного: предоставлять официальную информацию в сроки, указанные новым законом РК «О массмедиа».
Это, кстати, относится и к пресс-службе Агентства по противодействию коррупции. Мы дважды отправляли им запрос на тему коррупции в правоохранительных органах: один раз официально, второй раз — продублировав его на номер сотового телефона нового начальника пресс-службы Антикора. Нас просили подождать, ссылаясь на занятость руководства, однако время ожидания затянулось на три месяца. Хотя, согласно статье 36 закона РК «О массмедиа», госорганам даётся пять рабочих дней на подготовку ответов. Мы не теряем надежды, что руководство Агентства всё же откликнется и даст живое интервью с учётом жалоб заключённых на коррупцию в региональных судах и прокуратурах.
От звонка до звонка?
Взять интервью у самих осуждённых на тему досрочного освобождения не предоставлялось возможным: без разрешения тюремной администрации они не могут общаться с журналистами, а мы после демарша руководства КУИС не рассчитывали получить добро на общение с заключёнными. Поэтому мы нашли бывшего сидельца семейской колонии строгого режима для бээсников, который согласился побеседовать.
Назовём его Аскаром. Он бывший офицер полиции, получивший срок за сбыт наркотиков. Отсидел пять лет из назначенных судом восьми. Освободился весной 2024 года по УДО. Живёт сейчас в Алматы. Аскар согласился дать интервью на условиях анонимности. Он пояснил, что, выйдя по УДО, осуждённый обязан выполнять предписания службы пробации МВД, в противном случае решением суда его могут вернуть обратно в колонию. А его откровения могут навредить ему, поэтому он просит не раскрывать его данные.
Почему ваши бывшие солагерники написали в июне 2024 года открытое письмо Токаеву, в котором они жалуются на беззаконие и произвол в суде № 2 города Семея и судебной коллегии по уголовным делам области Абай? Почему они раньше молчали?
— Да потому что напряжение в среде осуждённых настолько накалилось в последнее время, что невозможно уже терпеть. Ребята устали от нарушения законов, коррупции, несправедливости со стороны местных судов и органов прокуратуры, поэтому и пишут петиции на имя президента. В других лагерях картина не лучше. К примеру, я слышал от ребят, что ситуация в печально известной 39-й зоне ещё хуже по сравнению с Семеем. Там особый режим и постоянно нарушаются права сидельцев. Осуждённые там пишут жалобы, но они не выходят за пределы учреждения. В нашем лагере хотя бы есть возможность отправлять в различные инстанции такие письма.
Насколько мне известно, в 39-й зоне, расположенной в посёлке Абай Карагандинской области, отбывают наказание в основном рецидивисты. Поэтому непонятно, на что они рассчитывают, ведь по закону им не полается УДО и ЗМН, и под амнистию они не подпадают?
— Осуждённые, независимо от того, к какой категории они относятся, рассчитывают на соблюдение своих прав, законность и правопорядок в местах лишения свободы. А если их права нарушаются, а их личное достоинство унижают, то они пытаются всеми доступными средствами донести это до уполномоченных органов и широкой общественности. Потому и пишут письма в СМИ и правозащитные организации в надежде быть услышанными и понятыми.
Вы в курсе содержания открытого письма своих бывших солагерников?
— Да, в курсе, поскольку я поддерживаю с ними отношения. К тому же обращение на имя президента составлялось не за один день, на это ушло время. Ребята жалуются на несовершенство закона, отсутствие реальной независимости судей, высокий уровень коррупции в местных судах, бездействие прокуратуры и невозможность привлечь виновных судей к ответственности за принятие незаконных решений. Ещё они обращают внимание президента на то, что 40–50 % осуждённых Учреждения № 19 осуждены незаконно. Например, в результате искусственного создания доказательств, провокаций со стороны правоохранительных органов и неправильной квалификации их деяний.
Вы тоже считаете себя невиновным, своё уголовное дело сфальсифицированным, а приговор незаконным?
— Да, тоже. Моё уголовное дело сфабриковали комитетчики в погоне за галочкой о раскрытии преступления, совершённого полицейским, а суд пошёл у них на поводу. Вы что, не в курсе, что осуждают людей в нашей стране в основном для статистики? Поэтому и появился такой документ, как «Оценка эффективности деятельности правоохранительных органов», который подписали все руководители этих органов. В нём указано, что тем тяжелее статья обвинения, тем выше оценивается эффективность работы следственного органа, ведущего уголовное дело.
А когда вы работали следователем в органах внутренних дел, то всегда следовали букве закона? Хотите сказать, что никогда не нарушали процессуальных прав подозреваемых в попытке быстрее раскрыть преступление?
— Мне не за что себя упрекать. Я работал в рамках закона и не гнался за раскрываемостью преступлений. Не жалею, что отдал 25 лет своей жизни службе в полиции.
Сейчас вы предпринимаете попытки добиться оправдательного приговора по своему делу?
— Пытаюсь, но дело продвигается медленно, со скрипом. Кто-то не хочет, чтобы меня признали невиновным и полностью оправдали. Я прошу спецпрокуроров, чтобы они возбудили уголовное дело против комитетчиков по статье 412 УК — «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности». Хочу добиться пересмотра своего обвинительного приговора. Правда, не уверен, что у меня получится.
Но вам хотя бы повезло с первой попытки добиться УДО, поэтому грех жаловаться на несправедливость судьбы. Другим осуждённым не так везёт: судя по петиции, многие ваши товарищи по несчастью не могут добиться смягчения наказания. Почему им не повезло, как вы думаете?
— Полагаю, им не повезло в силу нескольких обстоятельств. Во-первых, при рассмотрении ходатайства об УДО суды первой инстанции в обязательном порядке согласовывают свои решения по конкретным делам осуждённых с председателем апелляционной коллегии. Ни для кого не секрет, что наши суды зависимы и субъективны. Во-вторых, обжаловать решения судов первой инстанции в кассационном порядке в Верховном суде не позволяет соответствующая статья 484 Уголовно-процессуального кодекса. Областной суд наделён правом самостоятельно решать, кого из осуждённых выпускать, а кого нет. Это пролоббировано судейским корпусом, и они этим пользуются. В-третьих, не сбрасывайте со счетов высокий уровень коррупции в наших судах. Пока не подмажешь, не рассчитывай на смягчение наказания. И, наконец, в-четвёртых, мешает корпоративная солидарность. Ну невозможно у нас привлечь к ответственности судью за принятие незаконного решения!
Вы знаете, какие существуют негласные расценки за одобрение суда?
— Я слышал от ребят, что посредники просят от полутора до 10 миллионов тенге за удовлетворение судами ходатайств об условно-досрочном освобождении. Расценки зависят от статьи, по которой осуждённый отбывает наказание, и оставшегося срока. К слову, я никому ничего не платил.
Но при этом вы знаете о теневом прейскуранте. Вопрос: от кого, раз вы не платили за своё досрочное освобождение?
— В среде осуждённых всё про всех знают, в том числе и о том, кто на каких условиях освободился. Не бывает такого, чтобы кто-то тихо что-то решил и также по-английски ушёл. Проблема в том, что никто об этом вслух никогда не скажет и тем более не подаст заявление в Антикор или КНБ по поводу вымогательства денег. Осуждённому надо уходить по УДО или смягчению, он будет молчать и платить, сколько скажут.
Хотите сказать, что осуждённый не будет писать заявление на судью, чтобы самому не понести уголовную ответственность за дачу взятки?
— Не поэтому. В статье 367 Уголовного кодекса «Дача взятки» есть примечание, которое гласит, что «лицо, давшее взятку, освобождается от уголовной ответственности, если в отношении него имело место вымогательство взятки со стороны должностного лица». Всё элементарно: осуждённый не будет писать заявление на судью, потому что это противоречит его интересам. Он хочет быстрее освободиться из лагеря, и он воспользуется любой возможностью, чтобы уйти по УДО. Решить финансовый вопрос ему помогут родственники и друзья.
Замкнутый круг
Вы всё время говорите о судьях и не упоминаете местных прокуроров и администрацию исправительного учреждения. У вас есть к ним претензии?
— К администрации нет, потому что она в большинстве случаев поддерживает осуждённых, давая им хорошие характеристики. А вот к отдельным прокурорам города Семея и области Абай есть претензии, потому что они часто выступают против УДО. Даже в редких случаях, когда суд удовлетворяет ходатайство осуждённых, поскольку ему не к чему придраться, они всё равно вносят протест. Это своего рода скрытая форма вымогательства взятки. Посыл типа: извините, ребята, но делиться нужно не только с судьёй, но и с гособвинителем. Кстати, в петиции тоже говорится о беззаконии и коррупции в прокурорской среде.
Пока вы сидели в колонии, вы не пробовали подбить неофициальную статистику, скольким осуждённым удалось выйти по УДО?
— Знаете, пробовал. По моим подсчётам, из 50 подавших ходатайства в суд осуждённых только 15 одобрили. Оставшиеся 35 человек получили стандартные отписки судов со ссылкой на девятый пункт нормативного постановления Верховного суда от 2 октября 2015 года. Он гласит, что если осуждённый отбыл предусмотренной статьями 72 и 73 УК РК части срока наказания, то это не может служить безусловным основанием для условно-досрочного освобождения или замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания.
Помимо петиции на имя президента, осуждённые Учреждения № 19 не обращались с жалобами в Верховный суд, Генпрокуратуру и к омбудсмену?
— Конечно же, обращались, и неоднократно. Мы писали жалобы председателю Верховного суда, председателю комитета по качеству правосудия и председателю коллегии по уголовным делам того же Верховного суда, да только толку от этого никакого не было. Высокие инстанции просто перенаправляли наши обращения тем, на кого мы жаловались, то есть в суд области Абай. А оттуда поступали стандартные ответы, что решения по УДО и ЗМН принимались судами первой и апелляционной инстанции в соответствии с нормами закона. Обращались мы и к омбудсмену Артуру Ластаеву, но он пояснил, что занимается в основном проблемой пыток. В случае нарушения прав осуждённых он предлагал нам обращаться в суд за восстановлением своих прав.
А местные суды пытались воздействовать на вашу администрацию, чтобы вы меньше жалоб на них писали в Верховный суд?
— Вроде бы пытались. Я слышал это от ребят, как и то, что всякий раз администрация нашего учреждения вставала на нашу сторону. Никто на нас не давил и не просил прекратить жаловаться на суды.
А это не потому, что все вы — бывшие сотрудники правоохранительных органов? Может, это корпоративная солидарность, или вам просто повезло с администрацией?
— Какая может быть корпоративная солидарность в нашем случае, сами подумайте. Мы же осуждённые. Это всё миф и байки, что бээсникам легче сидеть и что у них больше шансов на смягчение наказания, чем у других осуждённых. Мы содержимся на общих основаниях, для нас не предусмотрены льготы. Я думаю, что нам повезло с администрацией, только не сочтите это за подхалимство.
За пять лет, что вы отсидели, были случаи, когда осуждённых выпускали по состоянию здоровья или вследствие тяжёлых жизненных обстоятельств, как это предусмотрено статьями 75 и 76 УК РК? В законе указано, что если семья осуждённого потеряла дом в результате пожара или стихийного бедствия, то он может рассчитывать на освобождение от отбывания дальнейшего наказания.
— Я не припомню такого, чтобы осуждённого освободили от дальнейшего отбывания наказания из-за сложившихся тяжёлых жизненных обстоятельств. По состоянию здоровья — да, были такие случаи. Но для этого нужно было собрать столько бумаг и пройти такую строгую медкомиссию, вы себе не представляете! Это очень тяжело! Список Минздрава, который перечисляет перечень болезней, подлежащих досрочному освобождению, обширный. Но на моих глазах освобождали только онкобольных, туберкулёзников и психически нездоровых осуждённых.
Как проходит сам процесс выхода осуждённого на свободу по УДО?
— По закону даётся 15 рабочих дней на вступление постановления суда об УДО или ЗМН в законную силу. На 16-й день осуждённого должны выпустить из тюрьмы. Государство оплачивает ему проезд до дома железнодорожным транспортом и выдаёт сухой паёк. Если освободился иностранный гражданин, то вопрос его возвращения домой решает посольство его страны.
Осуждённые Зареченской колонии № 57 из Алматинской области и вашей колонии № 19 в своих петициях к президенту просят создать общественную комиссию, которая проверила бы законность вынесенных за последний год областными судами постановлений об отказе в УДО. Как вы думаете, эту комиссию создадут?
— Хотелось бы, чтобы её создали, и чтобы в её состав вошли депутаты Мажилиса, правозащитники, журналисты, представители судов и прокуратуры. Но как будет на самом деле, не знаю. Вообще в идеале было бы здорово, если бы глава государства инициировал внесение изменений в действующее законодательство и гарантировал бы, что суды всех уровней и прокуроры соблюдали принцип верховенства закона и прав человека. Поверьте, тогда осуждённые не будут писать открытые обращения президенту и взывать о помощи!
От редакции
Мы выслушали мнение осуждённого о проблеме смягчения наказания. В следующий раз узнаем, что думают о петициях заключённых правозащитники, как они видят решение их проблем.
ИСТОЧНИК:
Интернет-издание Orda.kz
