От терминологической замены СМИ на масс-медиа кое-что меняется, причём не в лучшую сторону, а уж вопрос о том, какую информацию считать достоверной, и вовсе восходит к вопросу «Что есть истина?», который без малого две тысячи лет назад прокуратор Понтий Пилат задавал на допросе арестанту Иешуа Га-Ноцри.
Уже не первый год в Казахстане обсуждается необходимость разработки и принятия нового закона о СМИ (действующий закон был принят аж в 1999 году, а в дальнейшие годы неоднократно дополнялся различными поправками, нередко весьма утеснительными для независимых СМИ и журналистов). И вот наконец дождались: на днях Министерство информации и общественного развития опубликовало для обсуждения большой текст под названием «Консультативный документ регуляторной политики к проекту закона Республики Казахстан “О масс-медиа”».
Закон о масс-медиа-медиа вместо закона о СМИ – это простая замена трёхбуквенной аббревиатуры названия на более современный англоязычный термин с дефисом в серёдке? Или же это нечто большее, открывающее новый подходы в деле государственного регулирования казастанской медиа-сферы? И как данная новелла вкупе с другими положениями «Консультативного документа регуляторной политики» может отразиться на положении со свободой слова и прессы в стране, когда новый закон будет разработан принят? На эти вопросы сегодня попыталась ответить ведущий казахстанский прессозащитник Тамара Калеева, президент Международного фонда защиты свободы слова «Адил соз».
По поводу замены СМИ на масс-медиа прессозащитница укоризненно отмечает, что принять новое название целой отрасли предлагается принять без всякого обсуждения. Но даже если это чисто процедурный момент, то помимо него есть и принципиальные возражения, – считает Калеева.
Так, в казахстанском законодательстве нет определения, что такое масс-медиа. По сути это неточное заимствование зарубежного термина, которым в демократических странах обозначают любых производителей и поставщиков контента для массовой аудитории. У нас же есть все основания подозревать, что новый термин вводится в законодательный оборот для того, чтобы как-то управлять пользователями социальных сетей, которые не являются журналистами и не работают в медиа-субъектах. Контролировать их и управлять ими сложнее, чем традиционными СМИ, но попытки такие предпринимаются, в том числе и в концепции нового закона, – полагает правозащитница.
Об этом свидетельствует обозначенная в данном документе особой строкой «проблема 2 – Определение статуса средств массовых коммуникаций». Авторы документа утверждают, что «разграничение новых видов массовых коммуникаций позволит регламентировать деятельность субъектов, распространяющих массовую информацию». На это глава прессозащитного фонда «Адил соз» приводит следующие возражения:
● В принципе непонятно, зачем нужно дополнительно регламентировать означенную деятельность, если она уже полностью регламентирована большим блоком действующего законодательства – законами о национальной безопасности, о борьбе с терроризмом, о предпринимательской деятельности, о рекламе, о связи и наконец Уголовным, Гражданским и Административным кодексами. Некоторые из этих законов, возможно, следует дополнить, как например закон «О рекламе» ввиду специфики регулирования интернет-рекламы, но этого было бы вполне достаточно.
● Субъекты, распространяющие массовую информацию – это же практически всё население страны (за исключением младенцев), так что систематизировать его по признаку отношения к социальным сетям всё равно, что измерять объём моря чайной ложкой. Разве что предполагаются дальнейшие законодательные новации, ограничивающие право граждан на свободу выражения в Интернете? Очень похоже, если дело именно так и обстоит, а новый закон о масс-медиа именно на это и направлен, – сетует прессозащитница.
Далее она указывает на содержащуюся в документе (пункт 8) таблицу, которая озаглавлена «Анализ текущей ситуации, международного опыта и предлагаемых механизмов регулирования». В этой таблице сообщается: «Сегодня посредством средств массовых коммуникаций могут не только освещаться события, но и формировать общественное мнение, что требует рассмотрения вопроса ответственности за достоверность публикуемой ими информации».
Этот пассаж Тамара Калеева восприняла как попытку обуздать специальными законодательными нормами публичную активность граждан, каковые попытки предпринимаются не первый год. В основе таких попыток, считает прессозащитница, лежит атавистический страх постсоветских чиновников перед неконтролируемым общественным мнением. Вместо того, чтобы совершенствовать навыки публичного общения и достойного участия в общественных дискуссиях, чиновники предпочитают вводить в законодательство понятие «достоверности информации» и правовую ответственность за её нарушения.
Между тем вопрос о том, что такое достоверная информация, утверждает Тамара Калеева, сродни классическому вопросу «что есть истина?». Правильных ответов на него может быть множество, но в наших реалиях чиновники-регуляторы наверняка будут утверждать, что достоверной является лишь та информация, что основана на сообщениях из официальных источников. Тем самым от конституционного права граждан на свободу выражения отсекается как незаконная сама возможность делиться мнениями, надеждами, опасениями и пожеланиями, – сетует прессозащитница.
О других предложениях властных экспертов, в частности об ужесточении регистрации СМИ, руководитель прессозащитного фонда «Адил соз» обещала рассказать позднее в ходе следующего экскурса по страницам «Консультативного документа регуляторной политики к проекту закона “О масс-медиа”».
