Мы продолжаем серию публикаций, которые призваны противодействовать нарушениям прав и свобод человека в Казахстане, а в частности применения пыток. Это начинание стало возможным благодаря поддержке королевства Нидерландов и ОО «Қадір-қасиет». «Пытки в решениях комитетов ООН» — одна из тем этого разнопланового проекта. В двух предыдущих статьях мы попытались взглянуть на проблему пыток глазами таких известных на всю страну и за ее пределами правозащитников как Евгений Жовтис (интервью ЗДЕСЬ), Лукпан Ахмедьяров (интервью ЗДЕСЬ), Олжас Сыздыков (интервью ЗДЕСЬ), Насима Корганбекова (интервью ЗДЕСЬ), Галым Агелеуов (интервью ЗДЕСЬ).
В этот раз о роли международного сообщества в деле противостояния пыткам и еще о многом другом мы поговорим с президентом ОФ «Улагатты жануя» Марианной Гуриной.
— Марианна, давайте сегодня попробуем поговорить о том что такое пытки, о том есть ли пытки в нашей стране или с этим злом мы покончили? Поговорим том как международные организации, а в частности комитеты ООН пытаются повлиять на ситуацию с пытками в Казахстане. Попробуем порассуждать о том насколько каждый казахстанец защищен от риска стать жертвой пыток, о том действительно ли противодействие пыткам необходимо в нашем обществе, о вашем личном правозащитном опыте.
— Я хотела бы понятие “пытки” несколько разъяснить. Существует документ, широко известный как Стамбульский протокол, это первый набор международных руководящих определений пыток и жестокого унижающего обращения и наказания. И не нужно думать, что пытки это лишь истязания, под пыткой определяется отсутствие свежего воздуха в помещении, где находятся люди, достаточного света, не позволяющего читать, открытое место в камере, для исправления нужны. Это то, с чем мы сталкиваемся постоянно, посещая закрытые учреждения, например. и то, с чем может столкнуться абсолютно каждый человек.
Могу на собственном примере: я тоже подвергалась пыткам, когда 12 часов в КНБ меня “допрашивали” о том, что я дала интервью журналистам по поводу нарушений при проведении ЕНТ, казалось бы ничего криминального с моей стороны не было. Но 6 человек, офицеров, наверное, требовали, чтобы я сказала, кто мне как журналисту и общественному деятелю, жаловался, назвала адреса, явки, пароли и это продолжалось 12 часов! Именно в тот момент я поняла, что такое 37 год.
Пытка начинается с момента “встречи” с правоохранительными органами, задержали ли человека за проведение несанкционированного митинга или за предполагаемое преступление, пытки применяются при допросах, но самое большое испытание люди проходят попадая в зону. Нужно чтобы, зайдя в зону, человек был смирным. С этого и начинаются первые пытки. Начинаются они с того что, когда заходит человек в зону, его встречают козлы –это добровольные помощники администрации. Они начинают бить этого новенького только для того, чтобы он знал, что здесь его ждет. Это происходит в карантине. Там осужденным дают понять, что здесь он должен по первому слову выполнять приказы. Но до карантина есть еще следователь, который подозреваемого пытает. В погоне за планом и статистикой он обманывает подозреваемого, угрожает, угрожает его детям и семье и человек ломается. Сегодня все понимают, что кто угодно может оказаться под следствием и за решеткой, а за решеткой пытка это норма. Я могу вам много рассказывать о людях, которые сейчас находятся в заключении, не все виновны. Кого-то нужно было посадить для того, чтобы закрыть дело, не пытка ли это? Несправедливость тоже пытка.
Так вот, один из самых важных моментов в этом пыточном процессе тот самый карантин, когда человека бьют. Если арестант сломался то проблем с ним у администрации не будет. Однако случается что «козлы» на карантине переусердствуют и тогда осужденный умирает, как это было в четырнадцатой колонии прошлым летом. Человека посадили за кражу двух тысяч тенге, а в первый же день в зоне его просто забили. У него отбили все, был разрыв органов, начался перитонит и спасти его уже не смогли. Приходя в сознание, на вопрос родственников, что с ним произошло и кто его бил, он молчал, боялся, что наказания последуют дальше. Умер. 42 года. Пятеро детей. Вот что такое пытка. После этого посадили тех, кто его избивал, не без нашей помощи, но ведь они-то, эти осужденные, делали это по указке офицеров, которые руководили этим процессом. Нам удалось освещать ситуацию, если осужденным прибавили к срокам по 7 — 8 лет за смерть человека, то офицеры отделались испугом, возможно скоро или уже на свободе.
Так вот, в продолжении о пытках. После карантина, человек идет в казарму, а в казарме спит сто человек или около. Все эти здания построены в пятидесятые, ну может быть в шестидесятые годы, у нас единственная двенадцатая колония, это в Алматинской области, построена недавно, там в камере по 4 человека, по УИС они могут только час находится на улице, все остальное время должны сидеть в камере. Разве не пытка? Охраняют осужденных служивые, это в основном бывшие солдаты, которые остаются на сверхсрочную службу или те, которые заканчивают училище. Словом большей частью это ребята, которым 22-23 года, и они не доминанты. Они психологически не могут держать в подчинении людей, которых в отряде сто человек, а среди них есть убийцы, насильники, есть интеллигенты. Эти мальчишки не могут быть для арестантов авторитетом, и поэтому ходит этот начальник отряда в бронежилете и в руках палка. Естественно он не проходит курсов психологов. Работает один и работа его очень сложная, потому что он должен находится там практически 24 часа. Люди его не слушают, какая может быть реакция у него на происходящее — ему нужен порядок. Случается, что этого мальчика подкупают, да и он не прочь, с его то зарплатой, и тогда в тюрьме начинается «черный ход». Это когда у всех в зоне есть телефоны, когда продается анаша, все взаимоотношения решаются деньгами. Наша исправительная система людей не исправляет, она их калечит. Посудите сами расходы на питание осужденных составляют от 580 до 720 тг в день, а ведь это мужчины и они едят три раза в день на такую сумму. У них практически нет возможности общаться с родственниками. Раньше они могли звонить пользуясь телефоном-автоматам, установленным в зоне. Однако сейчас не выпускают телефонных карточек и никто об этом не задумывается. Возможно поэтому у каждого в зоне есть телефон? Вы спросите как они это делают? Да через охрану. Телефон продают, потом, когда нужно этого человека усмирить, этот телефон у него находят. Зэка сажают в камеру строгого режима. Его телефон забирается и продается другому зэку. Когда же отсидевший в камере строгого режима осужденный возвращается в свою обычную камеру, то ему продают другой мобильник. Вот и выходит что у них там все время бизнес-карусель. Все нарушения, что происходят за решеткой, для одних они являются разменной картой, чтобы жить по человечески, а для других это преступный промысел. Я вообще считаю что как условия отбывания наказания заключенных, так и условия работы их охранников, унизительны. Это система унижения, а не исправления.
Помните видео с телефона одного из осужденных, когда в спортивном зале зоны, подвесив за руки на шведскую лесенку избивали зэка, а полицейские наблюдали за этим, самая жестокая пытка. Это воспитательный момент, чтобы всем другим мало не показалось. Позже за это преступление кого-то наказали, кого -то посадили, но, по всей вероятности не на долго. Время и опыт показывает, что отечественная Фемида в отношении людей в погонах и званиях повязку с глаз не снимает.
— Вы спрашиваете как это можно избежать, почему не выполняются рекомендации ООН?
Потому что нет политической воли. Потому что нет действий со стороны власти, готовых изменить процесс. Казалось бы, все просто, необходимо готовить офицеров со знаниями психологии, запретить общение с задержанными превышающее полномочия. Действовать в соответствии с законом. Улучшить положение людей в тюрьмах. Вся пенитенциарная система финансируется у нас по остаточному принципу, также как образование, здравоохранение. Есть еще один аспект. Осужденные не имеют возможности во время отбывания срока работать, хотя КУИС утверждает, что 80% трудоустроены. Неправда. Вчера были в колонии, нам доложили о том, что основная часть осужденных задействована, но оказалось, что из четырехсот работает 64 человека. А за отсутствием работы следует жизнь полная продолжающихся несчастий. Осужденные не могут возместить пострадавшим ущерб, не могут, соответственно, уйти с исками на УДО, не могут помочь своей семье финансово. Им после долгих сроков отсидки и возвращаться-то уже и некуда. Дети выросли, жена забыла. Они выходит в никуда, а навыков трудиться у них нет. Между тем, если бы на это посмотрели по-другому: отсидел человек треть срока, и уже можно думать о досрочном освобождении. Родственники продали бы коня, верблюда, дом, например, рассчитались бы по долгам и выкупили бы этого человека. Он бы работал на воле, содержал семью, а деньги, выплаченные за неотбытое время, шли на содержание других осужденных, на улучшение их положения. Конечно, его бы не взяли на госслужбу, но он мог бы зарабатывать честно руками, головой и приносить пользу стране.
— Разве это сейчас не так работает? Вспомните дело экс-акима Ахметова, дела еще каких-то чиновников высокого ранга. Ведь в отношении них именно эта мера и применяется
— Эта мера применяется лишь к избранным людям, которые кому-то уже отдали эти деньги. Тот же Ермегияев, он в медсанчасти в прекрасных условиях отбывает свой срок, Его пока не могут выпустить, но его все равно выпустят, в отличии от того, кто украл велосипед. Ну почему бы нашему суду, применяя тому же Ахметову, Ермегияеву досрочное освобождение не предложить оплатить их пребывание в колонии в казну. Тебя государство содержит, в год тратит на тебя 900 000 или 1 000 000 тенге, верни государству эти деньги, выходи и рассчитывайся с иском, но деньги за содержание верни на счет Учреждения, в котором отбывал срок.
— Мы с вами говорим сейчас об организации всего этого процесса, о том, чтобы на законодательном уровне этот вопрос был урегулирован, но наша главная тема сейчас пытки, мы немножко ушли в другую сторону…
— Мы недалеко ушли. Как только мы освободим тюрьмы, изменим там условия содержания, которые на сегодня являются пыткой, осужденные стараниями системы перестанут терять человеческий облик. С пытками будет покончено. Ведь пытают заключенных, потому они сопротивляются условиям жизни в зоне, потому что они нарушают правила, режим.
— Сейчас мы напишем это, и нам тут же скажут: «Ну, и правильно, тюрьма детский сад что ли, пионерский лагерь? Там сидят преступники, воры и убийцы, вот поделом им».
— Важно понять тем, кто считает, что только нечеловеческие условия смогут исправить человека. Гражданское общество, в первую очередь, должно ратовать за положительные изменения в КУИС. Только человеческое отношение сможет вернуть обществу гражданина. По поводу реформ. Нужно, чтобы суд определил, кто может реально выйти раньше срока. Если это насильникили убийца, то он не должен попадать под эту категорию. Есть какие-то определенные статьи и дела, например коррупционные, не в грандиозных размерах, конечно, когда за ними стоят конкретные люди, жертвы, которые ждут от осужденных погашения долгов каких-то компенсаций. От того что преступников посадили, пострадавшим не легче, они ждут возвращения долгов, а вернуть долг можно только работая.
— Я правильно поняла, что уменьшение сроков для определенной категории сидельцев, по вашему мнению, поможет улучшить финансирование и порядок в зонах, изменит условия содержания других осужденных и тем самым сократит количество пыток?
— Да. С возможностью осужденных вернуть деньги государству, которые на них потратили во время отбывания наказания, условия жизни других заключенных будут меняться.
— Допустим, что ваше интервью попало в руки злобной читательницы. Читает она эти строки и думает: «Ой, умницы какие нашлись! Этот негодяй-взяточник украл у меня пенсию, залез ко мне в карман, обокрал-обобрал, домушник обчистил мою квартиру, вынес последний стул, а они ратуют за то, чтобы у него были положенные 4 метра, может быть ему еще и кондиционер поставить в камеру!»
— А мы говорим, что обучим этого домушника профессии. Дадим ему работу и работая, он сможет вернуть деньги, которые он у вас украл. Если эта злобная читательница, на самом деле хочет, вернуть свои деньги, деньги ипотечников, дольщиков то, она должна понять, что осужденный должен находится в таких условиях, чтобы он мог вернуть эти украденные деньги. От того что он умрет в зоне от болезней или будет забит, легче никому не станет. Разве это не аргумент?
Заключенный должен работать, ему нужно менять условия содержания, но это мало кому интересно. Сами КУИСовцы сопротивляются тому, чтобы были изменения, потому что, если в зоны придет бизнес, то у них уменьшатся доходы. Сейчас они бизнес проводят через собственный карман, а если в зону можно будет свободно зайти предпринимателям, поставить там какие-то станки и работать с зэками прозрачно, то левых доходов уже на этом не поиметь никому. Я знаю, что каждый предприниматель с удовольствием пошел бы работать с осужденными, потому что оплата труда в зоне значительно меньше, чем оплата труда свободного человека. Однако они пробиться не могут, потому что там тоже мафия, которая хочет держать ситуацию в том положении какое сейчас есть. Это болото.
— В части рекомендаций ООН Казахстану по шестнадцати этим делам, в одном из них, вы были докладчиком?
— Дело в том, что рекомендации ООН не воспринимаются как руководство к действию. У нас в стране, все докладывают друг другу, что все хорошо. Даже когда в колонию где пытали человека на шведской лестнице приехал министр ему устроили экскурсию: вот пожалуйста магазин, где осужденные могут отовариться, вот пожалуйста лазарет, а вот, пожалуйста, белые скатерти в столовой. Вот в таких условиях живут заключенные, но это же неправда! Это все неправда! Условия нечеловеческие! Когда мы научимся быть честными, говорить правду глядя в глаза друг другу? Да, преступники — это страшные люди, эти люди должны быть изолированы, но нельзя их расчеловечивать!
Вы посмотрите голландские тюрьмы. Они пустуют, из них хосписы сделали. Почему, где преступность? Неужели ее нет? Да просто там ищут альтернативу тюрьмам, работают над тем чтобы поменять менталитет людей, поменять их жизнь, находят им работу, социализируют. Это и есть превентивные меры.
— И все-таки давайте вернемся к рекомендациям комитета по пыткам ООН
— В самом начале нашего разговора я рассказывала про историю с ЕНТ, когда меня из-за интервью 12 часов меня продержали и всячески угрожали. Именно об этой истории я и докладывала в ООН. Потому что это были пытки, потому что на меня кричали, потому что с меня требовали адреса людей, которые звонили на телеканал, потому что требовали назвать тех, кто жаловался. Это было в первые годы ЕНТ, когда детей пытаясь найти у них телефоны ощупывали. Это было давно, я надеюсь вообще этого больше не повторится. Потому что пусть тяжело, пусть ценой пыток и унижений, но мы все вместе изменили ситуацию к лучшему. Сегодня никто детей не ощупывает, не лезет девочкам под юбки в поисках шпаргалок. И мы, следим за этим, присутствуем на сдаче ЕНТ. Значит что-то меняется в нашей стране, меняется в лучшую сторону. И это зависит и от нашей с вами позиции и активности. Если государство слышащее, нужно, чтобы услышали и сделали шаг в вперед. Каждый из нас будет счастлив, если будем жить в стране, которой можно будет гордиться, в стране где решается много вопросов, в стране где улучшается положение граждан. Нужно никогда не забывать о том, что прежде всего мы люди, и проходим испытания, растем, меняемся, для того, чтобы мир вокруг был лучше. А иначе зачем на земле этой грешной живем…
ИСТОЧНИК:
Сайт ОФ «Кадыр-Касиет»
