Две Франции: родина европейской свободы и жертва исламистских терактов, но одновременно и тюремщик казахстанской оппозиции
В начале февраля председатель совета Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений Жовтис вернулся из Парижа, где участвовал в международном круглом столе по вопросам использования возможностей Интерпола авторитарными режимами и в целом правительствами разных стран мира. Мы попросили Евгения Александровича рассказать нашим читателям об этом важном мероприятии и обсуждавшихся на нём проблемах.
Причём ведь тема преследования Интерполом по заказу авторитарных правительств не уголовных преступников, а политических оппонентов режима есть очень французская тема и где-то даже казахстанско-французская (хотя в то же время и казахстанско-итальянская, и казахстанско-испанская). Вот уже почти полтора года сидит во французской тюрьме казахстанский оппозиционер Мухтар Аблязов после завершения одного суда по экстрадиции и в ожидании другого такого суда.
Как совмещаются две ипостаси современной Франции как (а) родины и оплота европейской свободы, ставшей за это жертвой самой наглой за последние годы атаки исламистов – главных врагов свободы в современном мире и (б) страна-тюремщица одного лидера казахстанской оппозиции Мухтара Аблязова? Каковы вообще перспективы изменения его положения в наступившем 2015 году?
Это был наш второй вопрос Евгению Жовтису.
А ещё мы исходили из того, что Евгению Александровичу, побывавшему в Париже на последней неделе января, то есть всего через 20 дней после потрясшего весь мир теракта 7 января и ответного трёхмиллионного марша против террора и за свободу прессы 11 января, наверняка есть что сказать о том, какой ощущалась атмосфера в стране. И как после пребывания во Франции ощущается идеологическая атмосфера в родной Евразии, где в ответ на благородный общеевропейский порыв «Сегодня я – Шарли!» изо всех щелей доносится глумливое шипение «А я не Шарли!», а иные и вовсе солидаризуются с террористами.
Это был наш третий вопрос Жовтису.
На все три вопроса Евгений Александрович ответил нам 6 февраля собственноручно в письменном (электронном) виде, каковые ответы мы и помещаем далее в виде трёх главок, каждая из которых соответствует одному из заданных вопросов.
Париж стоит мессы, но и Интерпол стоит месседжа
Я находился в Париже в конце января, когда там проходил круглый стол по злоупотреблениям возможностями Интерпола со стороны целого ряда авторитарных режимов, и кстати, не только авторитарных. В заседаниях круглого стола участвовали практики – адвокаты, гражданские активисты, правозащитники, жертвы злоупотреблений. Дискуссия была очень интересной.
Дело в том, что в вопросе преследования лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления, существуют две, по моему мнению, непересекающиеся линии.
Первая линия – это борьба с преступностью, в том числе транснациональной. Совершившие преступление люди бегут из своей страны в другие страны и пытаются там скрыться от преследования. Они объявляются в розыск, но часто их трудно найти, задержать и доставить в их страну для осуществления правосудия. К тому же это создаёт атмосферу безнаказанности, когда такие лица избегают наказания за совершенные преступления.
Государства стараются этому препятствовать, в том числе путём заключения многосторонних и двусторонних соглашений и договоров об уголовном преследовании и экстрадиции граждан других государств, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления на территории своих государств, из государства, где они находятся, в государство, гражданами которого они являются, и где предположительно они совершили преступления.
Одним из инструментов такого преследования является Интерпол. Но проблема в том, что Интерпол и суды государств, где находится то или иное лицо, чьей экстрадиции требует государство его гражданства, не имеют возможности и не могут в достаточной мере проверять обоснованность подозрений или обвинений. У них нет полного доступа к материалам уголовного дела.
На стадии предварительного следствия, например, в странах постсоветского пространства материалы уголовного дела на 90%, если не на 99%, состоят из материалов стороны обвинения, и экстрадиционный запрос направляется как раз стороной обвинения. Защита, которая иногда полностью «разбивает» аргументы стороны обвинения, в этом запросе вообще никак не представлена.
В результате не исключаются злоупотребления (фабрикация и фальсификация обвинений) и, соответственно, злоупотребления Интерполом, через который эти экстрадиционные запросы поступают. А на их основании лицо вносится в розыскной лист (red notice) Интерпола и впоследствии задерживается.
Но здесь необходимо отметить, что в целом ряде стран, прежде всего, Европы и Северной Америки существуют требования к условиям и процедуре отправления правосудия. Например, должна быть исключена такая мера наказания как смертная казнь, не должны применяться пытки и другие виды жестокого, унижающего достоинство обращения с задержанными (заключёнными) и наказания, должны быть исключены политические мотивы преследования, должен существовать независимый, подчиняющийся только закону, суд и соблюдаться право на справедливый судебный процесс. И эти условия должны соблюдаться для положительного решения об экстрадиции.
А теперь о второй линии: лица, которые подозреваются или обвиняются в преступлениях, заявляют на территории государства, где они находятся, что их преследование носит политический характер, что им в их стране угрожает смертная казнь, пытки, небеспристрастный суд и поэтому они просят убежища. Они часто заявляют, что обвинения в отношении их сфабрикованы, сфальсифицированы.
И тогда в отношении их начинает действовать Конвенция ООН 1951 года о статусе беженцев. Подавляющее большинство государств мира эту Конвенцию ратифицировало (признало её частью своего национального права). Тогда включается процедура детерминации, то есть определения: действительно ли данное лицо по объективным и субъективным факторам подпадает под статус беженца.
Объективные факторы: какой политический режим в этой стране, преследуют ли политическую оппозицию, журналистов, правозащитников. Существуют ли серьёзные проблемы у отдельных меньшинств (религиозных, этнических, сексуальных). Есть ли в стране смертная казнь и пытки. Есть ли независимое правосудие.
Субъективные факторы: действительно ли данное лицо принадлежит к преследуемой политической оппозиции, журналистам, правозащитникам, представителям преследуемых меньшинств.
Информация об этом поступает из разных источников: из средств массовой информации, докладов и отчётов международных организаций, международных и местных неправительственных организаций, свидетельств отдельных лиц и т.д. Важную роль здесь играет специализированное ведомство ООН – Управление Верховного комиссара ООН по правам беженцев (УВКБ ООН).
Так вот, один из главных тезисов моего выступления, с которым согласились все участники круглого стола, говорил о том, что существует явный недостаток сотрудничества и координации между Интерполом и УВКБ ООН по делам и экстрадиционным запросам в отношении лиц, которые утверждают, что их преследуют по политическим или иным мотивам, им угрожают пытки и отсутствие независимого правосудия в случае выдачи. И необходимо доказывать, что все эти их утверждения ложны, для того, чтобы экстрадиционный запрос был удовлетворён.
Здесь ещё существует проблема, что необязательно данное лицо не совершило никакого преступления. Вполне возможно, что обвинения в совершении преступления подкреплены доказательствами, но тогда всё равно, согласно Международному пакту о гражданских и политических правах, Конвенции ООН против пыток, Конвенции о статусе беженцев, которые ратифицировали большинство государств, нельзя выдавать человека в страну, где применяется смертная казнь, пытки или его преследование политически мотивировано.
И встаёт вопрос: что делать дальше. Выдавать нельзя, но и не преследовать нельзя, потому что это поощряет безнаказанность. Одно из решений – судить этого человека в стране, где он находится, где нет политической мотивированности его преследования, исключено применение пыток и обеспечивается право на справедливый судебный процесс.
Но это очень затруднительно и, кстати, очень дорого проводить такой процесс (страна, где предположительно совершено преступление, должна представить доказательства, свидетелей и т.д.). Поэтому такой практики пока почти нет, хотя, полагаю, что она неизбежно должна появиться, пока в ряде стран применяется смертная казнь, широко распространены пытки, возможна политическая мотивированность преследования и нет независимого суда.
Поэтому проблема злоупотреблений возможностями Интерпола со стороны, главным образом, тоталитарных и авторитарных государств значительно шире, о чем и отмечалось на этом круглом столе.
La belle France как тюремщица Мухтара Аблязова
К сожалению, как я уже несколько раз отмечал в своих интервью и статьях, Французская республика, несмотря на славную историю борьбы за свободу, не относится к государствам, публично и активно продвигающим ценности прав человека на международном уровне.
Конечно, в ООН, ОБСЕ, Европейском Союзе Франция находится среди государств, поддерживающих демократию, верховенство права, права человека, но самостоятельно выступать с критикой, требованиями и т.д. это государство не очень хочет.
Франция – классический пример государства, проводящего «реал политик», то есть реалистичную и прагматичную политику. У Франции есть серьёзные экономические интересы в Казахстане (например, в отношении урана), есть геополитические интересы, есть интересы с точки зрения безопасности. И эти интересы явно превалируют над ценностными подходами.
В деле Мухтара Аблязова точка ещё не поставлена: есть кассационный суд, есть Европейский суд по правам человека. Ещё нет решения исполнительной власти, которая во Франции по делам об экстрадиции имеет исключительную компетенцию. Положение непростое, но пока, как мне представляется, не отчаянное. Посмотрим, какое-то время ещё есть….
Франция и вся Европа после 7 и 11 января
На этом круглом столе этот вопрос не обсуждался, но конечно, в разговорах эта тема затрагивалась. И честно сказать, аргументы тех французов, с которыми я разговаривал, практически полностью совпадают с моими аргументами.
Некоторым из моих собеседников нравятся карикатуры в «Шарли Эбдо», которые, кстати, касаются не только пророка Мухаммеда, но и священных символов христианства, иудаизма, буддизма и т.д., политических и общественных деятелей, государств и народов. Многие из них затрагивают чувствительные для разных народов и верующих моменты.
Некоторым эти, хотя и не все, карикатуры не нравятся. Я отношусь к последним. Я тоже считаю, что отдельные карикатуры вызывают сложные чувства и могут рассматриваться как обидные. Мне кажется это этически неправильным. Однако я считаю, что обида, эмоционально негативная реакция на слово, фразу, речь, рисунок с одной стороны и убийство за это с другой – две совершенно несовместимые вещи.
Защита права на самовыражение против убийства за это самое выражение есть самозащита цивилизации против дикости и варварства.
Человечество в своей эволюции проходило многие этапы жестокости и дикости. В древние времена в некоторых племенах приносили в жертву соплеменников или пленников, чтобы вызвать дождь или обеспечить хороший урожай. По мере развития от принесения человеческих жертв отказались и стали повышать производительность сельского хозяйства более гуманными методами.
В средние века убивали тысячами «ведьм», сожгли на костре Джордано Бруно и многих других «богохульников», устраивали «крестовые походы» и «Варфоломеевские ночи» – последнее как раз во Франции. Но в новое время от этого отказались. Европейское человечество отказалось от принципа Талиона «око за око, зуб за зуб», передав решение серьёзных проблем государству, которое и должно определять преступление и наказание в ходе проводимого государством уголовного процесса.
Акт терроризма, подобный тому, который имел место в Париже 7 января, есть возвращение во времена дикости и варварства. И никаких объяснений типа «журналисты сами виноваты» быть не может. Убивать за рисунок нельзя – и точка!
Во Франции тоже есть общая для всех граждан религия, но она называется «свобода». Вот за неё люди и вышли на марши протеста. Это были марши не в поддержку карикатур – среди участников марша никто не нёс эти карикатуры на транспарантах. Это были марши против дикости, против запугивания, против убийства за рисунок. Тем более, что во Франции искусство карикатуры и сатиры имеет многосотлетнюю историю.
Пока в мире существуют страны или люди, полагающие, что за слово или рисунок можно убить, борьба цивилизации с дикостью будет продолжаться.
Евгений ЖОВТИС, председатель совета ОО «КМБПЧиСЗ»
Вопросы задавал и подготовил публикацию Андрей СВИРИДОВ,
редактор сайта КМБПЧиСЗ
