Уважаемые участники Форума,
Прежде всего, хочу уточнить, о каких правозащитных организациях и правозащитниках я буду говорить. Декларация ООН о правозащитниках очень широко трактует это понятие, включая сюда всех людей, которые в той или иной степени продвигают, поощряют или защищают права человека. Но так можно говорить о любом человеке, отстаивающем свои права и права других, особенно экономические, социальные и культурные прав, которые, в той или иной мере, защищает каждый человек. Да еще трудно и разделить на практике защиту прав и защиту интересов, связанных с этими правами.
Поэтому я ограничу в своем выступлении предмет обсуждения только теми правозащитными организациями и правозащитниками, которые:
– во-первых, отстаивают права свободы человека и гражданина как концепцию, как набор неких фундаментальных принципов, проистекающих из уважения человеческого достоинства и признания, что все эти права и свободы присущи человеку по самому факту его рождения;
– во-вторых, даже если они сфокусированы на экономических, социальных и культурных правах, они понимают, что без свободы слова и СМИ, свободы объединения и мирного собрания, права на участие в управлении своей страной и на независимый, беспристрастный и справедливый суд, их цели недостижимы, и они участвуют в борьбе за обеспечение и защиту этих прав вместе с организациями, занимающимися политическими правами и гражданскими свободами;
– наконец, в-третьих, они понимают, что реализация прав и свобод человека невозможна без демократического общественно-политического устройства государства и общества и правовой системы под верховенством закона и публично продвигают эти свои представления, в том числе и в своих взаимоотношениях с государством.
Правозащитник – это не профессия, а убеждения, если хотите, ценностная ориентация. В этой констатциии я не сказал ничего нового, но считаю это принципиально важным повторить, чтобы избежать путаницы и чтобы дальнейший ход моих рассуждений был логичен.
Казахстан в настоящее время представляет собой государство с типичным авторитарным режимом, возглавляемым таким же типичным автократом. Государство при этом в течение последних десяти лет последовательно «дрейфует» в сторону жесткого авторитаризма с элементами тоталитаризма. Особенно это наглядно проявилось в последние два-три года, приведшие к ликвидации оппозиционных политических партий и движений, независимых средств массовой информации, жестком давлении на гражданских активистов.
Применяемые властями политические технологии являются модернизированным вариантом советских технологий с сохранением небольшого ограниченного пространства для деятельности политической оппозиции, независимых журналистов и правозащитников.
Политическая оппозиция полностью исключена из политической системы. Ни в представительных и законодательных, ни в исполнительных органах власти практически нет представителей оппозиции.
Всё теле и радио информационное пространство полностью «зачищено» от несогласных. Официальные средства массовой информации представляют собой пропагандистские инструменты, не предполагающие политических дебатов с оппозицией и даже выражения ее точки зрения. После закрытия нескольких десятков независимых печатных СМИ и Интернет-ресурсов в стране осталось две-три газеты и несколько веб-сайтов, которые можно отнести к независимым. Все остальные либо закрыты в судебном порядке, либо блокируются.
Вместо содействия развитию гражданского общества, власти активно создают «государственное общество», то есть общество, состоящее из неправительственных организаций и инициатив, контролируемых государством, манипулируемых государством, зависящих от государства и, соответственно, исключающих конфликт с государством для отстаивания своих прав. Такое общество это не только «гонго», но и большое количество социальных организаций, которые пытаются решать какие-то социальные проблемы, помогать своим целевым группам, но при этом представляющих государство, как «папу» и «маму» в одном лице и не рассматривающих даже возможности гражданского протеста вообще.
Это римейк советского общества, где тоже были профсоюзы, СМИ, организации женщин и детей, общества инвалидов и ветеранов, собаководы и филателисты, только никакого отношения к гражданскому обществу это не имело.
Власти активно поддерживают пришедшие из советского прошлого ксенофобские ориентации общества, прямо или косвенно пропагандируя антизападничество, нетерпимость к нетрадиционным религиям или лицам с нетрадиционной сексуальной ориентацией, да и к любым несогласным с властями. Главным аргументом и инструментом для этого служит возведенная в ранг «священной коровы» стабильность, которая понимается не как устойчивое развитие на основе верховенства закона и эффективных государственных институтов, поддерживающих «правила игры», на основе учета разных мнений, поиска компромиссов, повышения эффективности управленческих решений за счет разнообразной информации, рекомендаций и инициатив, а как монополия власти на истину, на правильность идей, решений и действий, как безусловная лояльность.
Несогласие при этом понимается как подрыв стабильности, а несогласные – как внутренние или внешние «враги». Особенно, когда речь идет о критике внутриполитических процессов извне.
Соответственно, сама концепция прав и свобод человека также прямо или косвенно объявляется «западным» культурным «продуктом», который может быть принят только с его серьезной «переработкой» с учетом традиций и культурных особенностей восточного общества. При этом никаких конкретных аргументов, что именно в этой концепции не нравится, что именно не подходит из-за традиций, культурных особенностей и менталитета, не приводится. Широко используются демагогические приемы, контроль над информационным пространством, однобокость информации и малограмотность населения.
Этот контекст и определяет условия деятельности правозащитных организаций. В отличие от первой и даже второй половины 1990-х годов, когда правозащитные организации в Казахстане имели возможность не только заниматься мониторингом ситуации с правами человека, распространением информации о международных стандартах и правовым просвещением, но и в диалоге с властями пытаться оказывать влияние на системные изменения. Десятилетие же 2000-х ознаменовалось таким откатом по всем направлениям, как в области законодательства, так и институциональных изменений и правоприменительной практики, что для правозащитных организаций практически не остается пространства для эффективной деятельности.
Достаточно упомянуть о передаче пенитенциарной системы обратно в ведение Министерства внутренних дел, принятие нового репрессивного закона о религиозных объединениях, принятия поправок в законодательство о противодействии экстремизму и борьбе с терроризмом, позволяющих силовым структурам и, прежде всего, спецслужбам осуществлять еще больший контроль за несогласными гражданами, которых при желании можно тоже объявить «экстремистами». Тем более, что опыт весьма вольного толкования понятия «разжигание социальной розни» в целом ряде судебных процессов уже есть.
Правозащитные организации в Казахстане продолжают в глазах властей и штатных журналистов-пропагандистов представляться «пятой колонной», «иностранными агентами», «западными культурными наемниками» и т.д. и т.п. с использованием всего советского словарного запаса времен «холодной войны». Это не так сильно проявляется в официальной прессе или выступлениях официальных лиц, зато хорошо видно по публикациям в ряде изданий, которые прямо или косвенно контролируются спецслужбами (газеты и веб-сайты) и ведут необъявленную, но интенсивную войну против так называемых «врагов государства». Я, например, на трех таких сайтах общественно-политической ориентации за последние несколько лет нашел более сотни агрессивных негативных публикаций, посвященных моей скромной персоне.
Контекст (общественно-политическая ситуация) и его динамика и есть самая главная проблема для деятельности правозащитных организаций в Казахстане.
Каковы перспективы? Давайте посмотрим на эти перспективы с точки зрения возможных сценариев, которые, с моей точки зрения, располагаются между двумя экстремумами, говоря математическими терминами.
Первый. Авторитаризм усиливается и мы с той или иной скоростью придрейфовываем к Узбекистану или даже Туркменистану. Тогда речь надо вести о выживании, об обеспечении физической неприкосновенности правозащитников, об их защите и решении проблем их безопасности, их материальных и бытовых проблем.
Второй. В результате внутриэлитного процесса или какого-то непредвиденного развития событий (что крайне маловероятно, но исключать нельзя) страна начинает разворачиваться, становясь на рельсы демократического развития, и тогда у правозащитных организаций появляются шансы участвовать в этом процессе, продвигая свои ценности, свои представления об общественно-политическом устройстве, основанном на признании приоритета прав и свобод человека.
Все остальные сценарии располагаются между этими экстремумами. Сейчас мы движемся больше по первому сценарию. Тогда перед нами стоят три задачи.
Во-первых, сохраниться, выжить, как организациям, как людям, как связям, как умению использовать возможности.
Во-вторых, продолжать продвигать свои ценностно-нравственные ориентации, свою систему координат, свое представление о концепции прав и свобод человека, о фундаментальных принципах их обеспечения и защиты.
И в-третьих, готовиться к моменту, к периоду, когда, возможно, появится шанс на изменения и к нему надо быть готовым, готовым с практическими идеями и предложениями: что делать.
Потому что, если такой шанс появится, как мне представляется, очень много придется менять: от законодательства до реформ институтов и изменения практики. То, что такое время обязательно наступит, у меня нет сомнений. Мой жизненный опыт и знания позволяют делать такой вывод. А вот когда, сказать трудно. Может – завтра, а может – через десятилетие. Но к этому правозащитникам надо быть готовыми.
Спасибо за внимание.
Текст выступления предоставлен самим Евгением Жовтисом
Фото и видео с сайта УКРИНФО («Новини Украiны та свiту»)
