Умерла Елена Боннэр
18 июня в США скончалась вдова академика Андрея Дмитриевича Сахарова, известная правозащитница Елена Георгиевна БОННЭР. Ей было 88 лет. По ее завещанию, урна с ее прахом будет захоронена на Востряковском кладбище в Москве рядом с могилами мужа, матери и отца.
7
Голос Елены Боннэр не раз звучал в эфире Радио Свобода. Последний раз – в программе “Время Свободы. Итоговый выпуск” 10 декабря 2010 года. Тогда обозреватель Андрей Шарый говорил с ней о Нобелевской премии мира. В конце декабря она оставила свой последний комментарий на сайте Радио Свобода, он был посвящен митингу «Москва для всех!», который прошел на Пушкинской площади 26 декабря.
С трибуны того митинга Виктор Шендерович зачитал письмо Елены Георгиевны. Она писала:
«Я москвичка, еврейка “кавказской национальности”. В 41-м защищала страну, в 45-м плакала от радости. В 53-м протестовала против “дела врачей”. И все годы с весны 1937-го ждала, что какой-никакой, но вернется мама из карагандинского лагеря. А когда она вернулась, позвонила в дверь, я ее не узнала, приняла за нищенку. И все эти годы в снах заливалась слезами по моему расстрелянному папе. А у папы была язва желудка, и по вечерам он просил “Люся-джан, налей мне грелку, живот болит очень”. И плакала по бабушке, растившей трех сирот 37-го года, сделавшей свой последний вздох в блокадном Ленинграде.
И всю жизнь мучилась – виновата, что маму посадили, что я ее не узнала. Виновата, что отца расстреляли, что стоит на Востряковском кладбище памятник ему, а под памятником пустота. Виновата, что не осталась умирать в блокадном Ленинграде вместе с бабушкой. Родину мне, видите ли, надо было спасать! Родину! А теперь уже сил спасать родину нет. И даже нет сил самой себе налить грелку. И как ее спасать – родину? Как не знала, так и не знаю. Причислите меня к тем, кто 26-го придет на Пушкинскую. Считайте, что я пришла туда, опять спасать родину, хотя ноги не ходят…»
Елена Георгиевна Боннэр родилась 15 февраля 1923 года в семье партийных работников в Туркмении. В 1937 году родители были репрессированы. В 18 лет ушла на фронт, служила медсестрой в военно-санитарном поезде, получила тяжелое ранение. После войны окончила Ленинградский медицинский институт. Ее исключали из института за высказывания о «деле врачей», восстановили уже после смерти Сталина. В 1965 году Боннэр вступила в КПСС, что называла потом одной из самых серьезных ошибок в своей жизни. В 1972-м году вышла из КПСС и занялась активной правозащитной деятельностью. В том же 1972 году вышла замуж за академика Андрея Сахарова. Много позже она скажет в одном из интервью: «Я не люблю, когда меня называют женой Сахарова, вдовой Сахарова… Я сама по себе…»
Елена Боннэр была участницей передачи дневников Эдуарда Кузнецова на Запад, в 1973 году неоднократно допрашивалась по этому делу. Основала фонд помощи детям политзаключённых, отдав в него полученную Сахаровым премию Чино дель Дука. Елена Боннэр представляла академика Сахарова в 1975 году на церемонии вручения Нобелевской премии в Осло. 12 мая 1976 года подписалась под учредительным документом Московской Хельсинкской группы. Вместе с Сахаровым поехала в ссылку в город Горький (
В нале президентства Бориса Ельцина, с 1992 года Елена Боннэр входила в комиссию по правам человека при президенте России, из состава которой вышла 28 декабря 1994 года, не считая для себя возможным сотрудничество с политическим режимом, развязавшим чеченскую войну. Елена Георгиевна руководила Фондом имени Сахарова, была председателем неправительственной международной организации «Общественной комиссии по увековечению памяти Андрея Сахарова – Фонд Сахарова».
В последние годы Боннэр жила в США. 10 марта 2010 года она первой подписала обращение российской оппозиции к гражданам России «Путин должен уйти!».
О Елене Боннэр говорит один из старейших российских правозащитников, председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева:
– Она прожила долгую, яркую и очень плодотворную жизнь. Можно только позавидовать, сколько она успела сделать и тому счастью, которое было в ее жизни. И хорошие дети, и любимый муж – и какой муж! И общественная деятельность, широкий круг друзей, людей, которые знали ее, ценили ее мужество, ее ум, ее готовность работать на благо людей. Можно только позавидовать такому человеку.
Председатель российского общества «Мемориал» Сергей Ковалев называет Елену Боннэр «Человек счастливый»:
– Елена Георгиевна прожила на редкость яркую, на редкость насыщенную и потому, я бы сказал, счастливую жизнь. Она была верной и любимой женой Андрея Дмитриевича Сахарова. Она была человеком страстным, и эта страстность одинаково ощущалась и теми, кого она любила, и теми, кого недолюбливала. У нее были ошибки, как я думаю, в оценках и политических, и персональных, – но не было неправды. Была цельность, и она много сделала.
Но все-таки главное – это их взаимная яркая любовь с Андреем Дмитриевичем. На этот счет много напраслины и нехороших гипотез, дескать, вот Боннэр направляла Сахарова, она подавляла его своим темпераментом, она заставляла его делать что-то или не делать чего-то, – это все неправда! Андрей Дмитриевич был человек абсолютно свободный от всякого рода давлений, он был очень внимателен и готов был выслушать разные соображения, и уж Елены Георгиевны – в первую очередь. Его можно было убедить и даже переубедить, но оказать на него решающее давление – никогда. Люся это отлично понимала, и их сосуществование было гармоничным. Я думаю, что это не последняя заслуга в ее жизни, а я бы сказал – первая.
Казахстанский независимый журналист и правозащитник Андрей Свиридов говорит, что Елена Боннэр оказала большое влияние на становление правозащитного движения в бывшем Советском Союзе:
– Смерть Елены Георгиевны Боннэр, как принято говорить – хоть это и стало давно штампом, но тем не менее – это уход одного из людей уходящей эпохи. Елена Боннэр – одна из первых правозащитников, основателей правозащитного движения в России, в СССР.
Мало на кого, даже из главных тогдашних диссидентов, было вылито столько помоев и грязи. Кагэбэшники, агитпроповцы и прочие добровольные антисемиты говорить о ней спокойно не могли, когда пытались навесить на нее, что вот-де она сбила с верного пути русского советского ученого Сахарова, сделала его диссидентом. При этом полностью игнорировалось, что они оба стали диссидентами задолго до знакомства друг с другом, зато всячески подчеркивали, безо всяких там оглядок на номинальный пролетарский интернационализм, ее еврейско-армянское происхождение, а заодно и репрессированных родителей. Сейчас, в нынешней России это опять в моде, последний случай был месяц назад в пропагандистском фильме к 90-летию Сахарова, показанном на Первом канале.
Андрей Свиридов подчеркнул, что в путинское время Елене Боннэр пришлось эмигрировать из России. «И это очень показательно Ѿ то, что брежневско-андроповский КГБ не смог выдавить Елену Боннэр из страны при советской власти, а путинский режим это с успехом сделал. Это очень показательно и очень печально», говорит Андрей Свиридов.
Радио «Свобода» – радио «Азаттык» 18.06.2011
Слово о Елене Боннэр
18 июня в результате тяжелой болезни на 89 году жизни в Бостоне скончалась Елена БОННЭР, общественный деятель, правозащитница, вдова Андрея Сахарова.
Елена Георгиевна до последнего времени продолжала активно следить за происходящим в России. Ее комментарии нередко появлялись на страницах «Ежедневного журнала». Сегодня «Ежедневный журнал» публикует ряд откликов на кончину Елены Боннэр.
Людмила АЛЕКСЕЕВА, глава Московской Хельсинкской группы:
Елена Георгиевна Боннэр и Андрей Дмитриевич Сахаров действовали сообща, поскольку были единомышленниками, а не только супругами. Для меня они воспринимались неотрывно друг от друга. Но Елена Георгиевна была личностью, она была самой собой и совершенно не растворялась в Сахарове. По каким-то вопросам они могли и расходиться. Но исходили они из общей идеи, что человек, его достоинства и права – это главное, что должно заботить и правителей, и ученых, и всё человечество. Как человек Елена Георгиевна была резче Сахарова, и после его смерти ее резкость в суждениях, пожалуй, выросла. Но эта резкость была скорее в тоне и в употребляемых эпитетах, чем в существе сказанного.
Я вспоминаю, как в 1989 году, когда Сахарову было разрешено выезжать за границу, их обоих пригласили в Калифорнию, на конференцию в университет Беркли. Выступить просили и Сахарова, и Боннэр, и он как галантный мужчина сказал: «Пусть Елена Георгиевна выступит сначала». Она всегда прекрасно выступала, и в тот раз тоже говорила эмоционально, убедительно, кратко, по делу. Он с большим удовольствием и даже восхищением смотрел на нее, а когда она закончила выступление, сказал со счастливой улыбкой: «После такой речи что, интересно, я могу вам сказать?» И сказал всего несколько слов. Она действительно всегда выступала лучше его. Он не очень умел выступать публично, говорил медленно и слишком, я бы сказала, академично, а она была прекрасным оратором.
Арсений РОГИНСКИЙ, председатель Правления Международного общества «Мемориал»:
Уход Елены Георгиевны Боннэр – потеря не только для России, но и для всего мира. О ней принято говорить «жена Андрея Сахарова», «вдова Андрея Сахарова». Между тем она была абсолютно самостоятельной, ярчайшей личностью со своим взглядом на события. Это был человек бесконечно искренний, бесконечно страстный, иногда перехлестывающий в своей страстности, но всегда абсолютно честный и ответственный. Таких людей очень мало. Конечно, мы все – не только те, кто знал ее лично, но вообще множество людей – всегда будем ее помнить. Ее место в истории России, русской общественной жизни, русской культуры несомненно. Но этой искренности, этой страсти, этой веры в справедливость нам будет бесконечно не хватать.
Александр ЛАВУТ, математик, член Инициативной группы по защите прав человека в СССР:
Это огромная потеря. Елена Георгиевна очень тяжело болела, и после последней операции такого исхода можно было ожидать. Но всё равно очень тяжело осознавать ее уход. Ее трудно даже сравнить с кем-либо другим – настолько она была всегда энергична. Она высказывалась по самым разным и очень важным поводам, особенно, конечно, в связи с событиями в России. Она была очень страстным, очень умным человеком. С ее мнением считались, наверное, все, даже ее оппоненты.
Публикация в «Ежедневном журнале» за 20.06.2011
<http://www.ej.ru/?a=note&id=11119>
Смерть сопротивленца
В ночь с 18 на 19 июня в Бостоне преставилась Елена Георгиевна Боннэр, Люся. Царствие небесное!
Православная семантика не случайна. Как только узнал о её кончине, сразу вспомнил прекрасное стихотворение великого поэта-коммуниста Луи Арагона о французском Сопротивлении и о расстреле верующего и неверующего: «Тот, который верил в Бога, и тот, который не верил…» («Celui qui croyait à Dieu, celui qui n’y croyait pas…»).
Вряд ли покойную можно манихейски отнести к отряду «неверующих»: от расстрелянного отца, аппаратчика ВКП/б/, и матери, убеждённой коминтерновки, Елене Георгиевне перешли по наследству сперва убеждённость в правильности «Коммунистического манифеста». Потом наступил кризис веры, а в начале шестидесятых появилась тяга к некоей необозначенной утопии, где «человек человеку – друг, товарищ и брат». Без всяких преувеличений: религия представлялась ей порождением страха, испытываемого первобытным человеком перед грозой. С кончиной Елены Георгиевны полностью исчезло поколение тех сопротивленцев, мотором которых было строительство светлого будущего.
Задолго до первой встречи с Андреем Дмитриевичем Сахаровым в жизни её произошел радикальный поворот. Корни и генезис его мне неизвестны, но с того момента она с полной отдачей, без остатка, посвящает себя другим: страдающим, заключенным, административно высланным, бесправно судимым, жертвам гонений по религиозным и/или этническим причинам. Много сил отдает размножению и распространению литературы, «содержащей призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти».
Она вступила на путь противостояния коммунистической диктатуре. И соответственно, сама стала объектом гонений. Отравленное по всем параметрам бытие в Москве, затем жизнь под домашним арестом в бывшем Горьком – «если враг не сдаётся…».
Люся и Андрей Дмитриевич подписались под максимой Вольтера «Я с вами не согласен, но я готов умереть за ваше право иметь свое мнение». Огромную благодарность мы испытали, когда оба они и много лет отсидевший Краснов-Левитин взялись защищать «незаконно» – даже по тем временам! – закрываемый православный приход в Наро-Фоминске. Они собирали документы, присутствовали на «судебных заседаниях», само собой, вполне безуспешно. Они защищали баптистов, староверов, и всё это в полном от себя отречении, «отдавая живот за други своя».
Благодарность Елене Георгиевне за ее дела и после хэппи-энда, крушения Советов: близ Таганки (из ничего) создан большой Сахаровский центр с лагерными архивами, документацией о преследованиях – замечательное дополнение к деятельности «Мемориала».
Люся терпела у своих друзей-собеседников позиции и мысли радикально иные, противоположные своим и не утрачивала к ним расположения и любви. Все последние годы она из Бостона или из Москвы слала друзьям поздравления, мы были в этой рассылке, с праздниками всех конфессий: мы радовались, получая Рождественские мейлы, и удивлялись напоминаниям о Хануке. Пожелаем всем христианам такой же силы любви и ёмкого понимания свободы, какие были у Елены Георгиевны…
Чтобы было не только грустно: если у Люси не было под рукой пепельницы, она стряхивала сигарету в ладошку. И ешё: в 1975-м, возвращаясь из Осло, где она получала Нобелевскую премию Андрея Дмитриевича, Люся остановилась в Париже. Я пригласил её пообедать в ресторан. К устрицам она заказала бутылку кока-колы, чем вызвала во мне, парижском жителе, немалое удивление.
Душа её во благих водворится.
Публикация в «Ежедневном журнале» за 20.06.2011
<http://www.ej.ru/?a=note&id=11118>
