Новым притеснениям навстречу

24.01.2019

На прошедшей неделе наши коллеги из Международного фонда защиты свободы слова «Адил соз» сообщили о том, что им наконец-то прислали из Министерства информации и коммуникаций РК важный документ, присыла которого они давно добивались  Полное название документа звучит так: «Отчёт о проведении исследования отечественного и зарубежного законодательства и опыта в области регулирования СМИ и телерадиовещания». Объём документа – 170 страниц, однако у прессозащитников из «Адил соза» хватило сил внимательно изучить его, после чего они поделились впечатлениями с читателями своего сайта, среди коих оказались и мы, а теперь хотим рассказать о прочитанном и передуманном читателям нашего сайта.

Тем более, что четыре месяца назад, накануне Международного дня солидарности журналистов, мы уже рассказывали о том, как прошло предварительное обсуждение концепции этого исследования в ходе встречи главы рабочей группы Тимура Ержанова и казахстанских прессозащитников и журналистов – см. об этом материал «За свободу информации, против новых утеснений». Продолжим тему, начатую в той сентябрьской публикации.

Несколько ложечек мёда в большой пузатой бочке дёгтя

Оценивая долгожданный отчёт привлечённой Мининформом рабочей группы о проведённом ею большом исследовании и выработке на его основе рекомендаций по дальнейшему совершенствованию казахстанского законодательства о СМИ, прессозащитники отметили и приветствовали тот факт, что в означенном документе есть мысли очень демократичные и прогрессивные.

Например, авторы отчёта честно признали «высокую степень правовой регламентации общественных отношений, складывающихся в процессе деятельности СМИ», причём не просто признали, но и отозвались об излишне высокой степени регламентации с явно неодобрительной интонацией. Хотя если это не сказано в отчёте прямо, то таковая интонация могла лишь почудиться прессозащитникам, поскольку им (и нам тоже) свойственно думать о людях по ту сторону «красной линии» с некоторой долей идеализации.

Далее прессозащитники числят в позитиве тот факт, что авторы отчёта признают несоответствие международным стандартам действующей в Казахстане нормы об уголовной ответственности журналистов и СМИ за так называемую клевету. Также они признают неэффективность государственного информационного заказа. Правда, нам осталось непонятным, в чём именно они видят причину таковой неэффективности – в широко известной коррумпированности процесса распределения госзаказа или же в невысокой чувствительности современного читателя, зрителя и тем более интернет-пользователя к проплаченному властями агитпропу. Хотя оба названных явления вовсе не исключают, а скорее дополняют одна другую.

Как уже говорилось выше, наличие в отчёте министерской рабочей группы столь прогрессивных оценок прессозащитники очень даже приветствуют, однако у них совершенно не вызывают оптимизма содержащиеся в отчёте рекомендации по совершенствованию медийного законодательства.

«Частная территория: охраняется злыми собаками!»

Например, защитники свободы слова весьма пессимистически оценивают проявления очень ревностной заботы разработчиков о тайне личной жизни тех влиятельных лиц, чьи действия и решения, а в особенности доходы и расходы могут оказаться в сфере внимания журналистов-расследователей. На такой случай авторы рекомендаций советуют законодателям: «Следует предусмотреть положение, согласно которому лицо, располагающее информацией о том, что кто-то намеревается распространить сведения или изображения в отношении его частной жизни, может возбудить чрезвычайный судебный процесс».

Мало того, что этот процесс будет чрезвычайным – по нему предлагается ввести «упрощенное производство о временном распоряжении или судебном приказе об отсрочке распространения таких сведений на основании оценки судом существа иска о вторжении в личную жизнь».

Здесь сам собою моделируется примерно такой сюжет. Журналисты некоего «отвязного» СМИ (поди ещё найди такое в наших палестинах, но предположим, что искомое нашлось) собирают информацию о стоимости особняка или дворца, построенного в экологически чистом уголке предгорий Заилийского Алатау или прибрежий Есиля-Ишима высокопоставленным чиновником. В какой-то момент герой (в нашем случае антигерой) журналистского расследования, прознав о том, что не в меру любознательные журики собирают про него такую инфу, возбуждает против них чрезвычайный судебный процесс с ускоренным судопроизводством.

По итогам сего процесса наш самый гуманный в мире суд (особенно по отношению к господам начальникам) чрезвычайно и ускоренно выносит временное распоряжение или судебный приказ об отсрочке распространения таких сведений. При этом прилагательное «временное» следует читать как «постоянное», а существительное «отсрочка» – как «запрет». И этот вольный перевод с судейского на язык родных осин не является плодом нашего филологического злопыхательства, а скорее плодом многолетнего опыта хождения наблюдателем по судам и написания репортажей об увиденных процессах.

Уж сколько раз твердили миру, а нам оставалось лишь описывать вынесение судами решений о прекращении выпуска СМИ в порядке печально известной преюдиции! Это были процессы по делам «единого СМИ “Республика”» в 2012 году, журнала «Адам бол» в 2015-м, интернет-сайта «Ратель» в 2018-м – называем лишь самые яркие дела. Не диво также и вынесения судом в порядке той же самой преюдиции судебного приказа об отсрочке или же прямо о запрете распространения ещё не опубликованной информации ещё не закрытым на тот момент СМИ (дело того же «Рателя»).

Так что господа исследователи медиа-законодательства и разработчики медиа-рекомендаций ничего особо нового не придумали, кроме обогащения действующего законодательства такими вкусными терминами, как «чрезвычайный судебный процесс» и «ускоренное судопроизводство». Ко всему ещё и термины почерпнуты из легендарного сталинского закона от 1 декабря 1934 года, разве что без словооборота «дела рассматривать без участия сторон» и одиозного термина «расстрел».

Право забыть или запрет помнить?

Предыдущая главка этой статьи оказалась посвящена всего лишь одному примеру творчества экспертов – кстати сказать, нанятых на эту работу Мининформом за какие-то несчастные 13 миллионов госбюджетных тенге, каковой факт не укрылся от внимания комментаторов из «Адил соза». А ведь в комментируемом ими отчёте нашлись примеры использования министерскими экспертами вполне себе правозащитной терминологии. 

Так, в одном из мест своего отчёта они одобрительно констатируют: «В целом в Казахстане создана достаточная законодательная база для обеспечения информационных прав граждан». А сделав такую констатацию, весомо резюмируют: «Главной проблемой обеспечения информационных прав граждан в Казахстане является точное разграничение свободы распространения мнений и неприкосновенности частной жизни». Впрочем, про защиту тайны частной жизни они уже высказались, так что не будем повторяться, а лучше продол­жим тему поиска баланса между двумя вышеназванными основополагающими правами.

В этом плане авторы рекомендаций советуют законодателям «предусмотреть в законе о персональных данных право на забвение, а законодательство о средствах массовой информации привести в соответствие с законодательством о персональных данных». Лихо закручено – прям таки двойным морским узлом: впихнуть одну, мягко говоря, небесспорную, а грубо говоря, более чем сомнительную формулу «право на забвение» в один закон и тут же привести в соответствие с этим законом даже не один закон о СМИ, а разом всё остальное медиа-законодательство!

Здесь мы позволим себе лирическое отступление о том, почему столь красивая и на первый взгляд очень даже правозащитная формула «право на забвение» представляется нам спорной и сомнительной. Здесь дело прежде всего в несов­падении обыденного понимания этой формулы и гипотетического применения её правоохранительными и судебными органами с их специфическим отношением к журналистам и СМИ в роли ответчиков и подсудимых.

Право на забвение неких фактов, негативно характеризующих то или иное лицо или группу лиц, выглядело бы вполне справедливым, если понимать его как право самого лица свободно распоряжаться своей памятью: что хочу помнить, то вспоминаю, чего не хочу вспоминать, того не помню. Но этим правом любой человек обладает от рождения, это одно из естественных прав личности, у которой это никому не отнять, если только не воспринимать всерьёз айтматовскую легенду о манкуртах. Как там пелось в одной советской песне по несколько другому поводу: «С чего начинается Родина? / С той песни, что пела нам мать.  / С того, что в любых испытаниях / У нас никому не отнять…»

Впрочем, на память о колыбельных песнях матери и так никто не покушается – здесь явно идёт о другой памяти, то есть отнюдь не о праве кого-либо забыть что-либо ему неприятное. Похоже, что здесь подразумевается право некоего влиятельного лица или группы таковых лиц официально запрещать другим людям и прежде всего журналистам публично вспоминать то самое «что-то». Вот вам и чаемый баланс между правами одних и обязанностями других, а точнее – о защите прав одних и без того защищённых своим положением лиц посредством возложения на всех остальных дополнительных обязанностей путём новых запретов!

Здесь нам вспоминается диалог персонажей популярного в конце 90-х годов прошлого века альтернативно-исторического романа «Посмотри в глаза чудовищ». В одном из его эпизодов живущий вторую жизнь после расстрела в 1921-м поэт Николай Гумилёв вопрошает в 1948-м главного идеологического партократа Андрея Жданова: «А композиторов-то за что? Положим, мне их музыка тоже кажется сумбуром, ну так это моя беда, а не их вина!» На этот вопрос сталинскому «министру информации и коммуникаций» ответить нечего, но за него отвечает вымышленный персонаж, фантастическим образом живущий уже полтораста лет лейб-медик Семён Павлович Великий: «Убогие у власти всегда найдут способ сделать свою беду чьей-то виной».

Красноречивые умолчания и практические выводы

До сих пор мы говорили о тех вещах, которые наши коллеги из фонда «Адил соз» нашли в отчёте рабочей группы Мининформа. Теперь же поговорим о том, чего они в нём не нашли, поскольку об этом ничего не было сказано, и указали не на присутствие, а на отсутствие в пространном отчёте неких важных моментов. Прессозащитников очень смутили «фигуры умолчания» по вопросам о препятствиях для создания новых СМИ, о необоснованных ограничениях и наказаниях для журналистов, о весьма разорительных для независимых, а посему отнюдь не богатых редакций компенсациях морального вреда.

Также критики министерского отчёта указывают на отсутствие в нём («полный молчок») каких-либо упоминаний о других исследованиях казахстанского медиа-законодательства, выполненных в разное время «специалистами с мировым именем». Прессозащитники напоминают также о давно полученных Казахстаном рекомендациях ОБСЕ, ООН и ЮНЕСКО по либерализации медиа-законодательства. Впрочем, некоторые из таких рекомендаций всё же упоминаются в отчёте, есть даже две-три цитаты из них, которые никак не пересекаются с собственными рекомендациями авторов «заказного исследования».

Завершая свой разбор обсуждаемого отчёта, прессозащитники воспроизвели слова директора Департамента государственной политики в области СМИ Министерства информации и коммуникаций РК Бекзата Рахимова, сказанные им на XIМедиа-курултае в конце ноября прошлого года: «Каким будет закон – над этим мы ещё думаем. Мы проводили исследование и сейчас находимся на стадии приёма результатов. Вначале будет межведомственное обсуждение, где мы решим, с каким вариантом выходить к общественности для обсуждения. Это будет новый закон «О средствах массовой информации» или, может быть, закон «О средствах массовой коммуникации», или закон, который объединит законы о СМИ и о телерадиовещании. Может быть, кодифицированный закон по вопросам информации и коммуникаций, в котором несколько отдельных глав будет посвящено СМИ. Вариантов масса», – поделился г-н Рахимов с участниками прошлогоднего Медиа-курултая.

В том же 2018 году правозащитный фонд «Адил соз» предлагал Министерству информации своё содействие в работе над законопроектом, но получил ответ: подождите, пока правительство определится с концепцией нового закона, это дело долгое. Пересказав этот ответ, президент МФ «Адил соз» Тамара Калеева интерпретировала его следующим образом: «Все должны молча ждать, когда межведомственный междусобойчик родит и преподнесёт нам новый законопроект о СМИ – вот тогда нам и разрешат полаять на официальный караван».

Нетрудно догадаться, что этот караван везёт подведомственным журналистам и блогерам отнюдь не меха и шелка, не драгметаллы и сухофрукты, а новые утеснения.

Андрей СВИРИДОВ


Добавить комментарий