1) Какие основные проблемы на пути развития стран Центральной Азии и взаимоотношений между ними Вы бы обозначили?
2) Как на Ваш взгляд можно наиболее эффективно решить данные проблемы?
Поскольку сфера моих профессиональных интересов – это развитие демократии, укрепление верховенства права и уважение и защита прав человека, которые я рассматриваю как необходимые условия для устойчивого развития в современном мире, то ответы на поставленные вопросы будут лежать в этой плоскости.
Современный мир и устойчиво развивающиеся конкурентоспособные государства, с некоторым упрощением, характеризуются тремя явными признаками. Я не говорю о государствах в состоянии внутренней нестабильности, региональных или гражданских войн и конфликтов.
Во-первых, это становление и развитие рыночной экономики с той или иной степенью государственного регулирования, с теми или иными недостатками социального плана, но представляющей собой основу экономической системы данного государства.
Во-вторых, утверждение верховенства права как системы норм, процедур, «правил игры», поддерживаемых объективными и беспристрастными правовыми институтами для того, чтобы развитие «рынка» и использование его результатов следовало определённым правилам, обеспечивая, насколько это возможно, приемлемый уровень социальной справедливости.
В-третьих, совершенствование демократических форм, институтов и процедур, позволяющих обеспечивать эффективное управление и поддержание этого уровня справедливости через корректировку государственной политики, общественное развитие и участие.
Наличие политического плюрализма, свободных и независимых средств массовой информации и сильного гражданского общества это не просто показатель политической развитости государства. Это как раз эффективные инструменты государственного управления. Они позволяют более эффективно бороться с коррупцией, содействовать инклюзивности, искать балансы между разными интересами и понижать остроту существующих в обществе и государстве конфликтов.
И что ещё надо отметить, что вся эта конструкция стоит на ценностном фундаменте, сформулированном после Второй мировой войны во Всеобщей декларации прав человека как то, что все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах и каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, без какого бы то ни было различия.
И на настоящий момент времени это не просто некий манифест либерализма, а констатация факта с точки зрения эффективности и перспективности. С небольшими исключениями в виде Китая, Сингапура и ещё двух-трех государств, которые можно как раз определить, как исключения из правил, подтверждающие само правило.
Так вот для перспективного и устойчивого развития здесь важны все три составляющие и их ценностный фундамент.
После распада Советского Союза элиты государств Центральной Азии выбрали, по существу, главным вектором развития: «сначала экономика, потом политика». Сначала накормим, потом дадим свободу.
Оставлю пока за кадром вопрос: удалось ли накормить?
Но в контексте экономического развития попробую выдвинуть одну гипотезу, связанную с эволюцией института частной собственности в регионе, да и на постсоветском пространстве в целом.
Вообще частная собственность в истории человечества развивается, упрощённо говоря, в трёх сферах. Как экономический институт, как ядро рыночной экономики. Как правовой институт, вокруг которого строится гражданское и коммерческое право, да и право в целом. И как культурный институт, вокруг которого развиваются многие человеческие отношения. Более того, этот институт определяет в той или иной степени и организацию политической власти. Так вот этот институт развивался, эволюционировал в мире в течение веков, превратившись в современный институт частной собственности.
Советский Союз более чем на 70 лет выпал из этого процесса. Более того, этого института в Советском Союзе не было вообще, если не считать так называемую ограниченную личную собственность. И была общенародная или государственная собственность на все средства производства и государственная плановая экономика.
То есть, по моему мнению, то, вокруг чего в настоящее время строится рыночная экономика в странах постсоветского пространства, вокруг чего развивается гражданское и коммерческое право и строятся человеческие отношения, что влияет на организацию политической власти не совсем тот институт частной собственности, с которым мы имеем дело в развитых странах. Именно поэтому во многих смыслах отношения вокруг него в нашем регионе имеют часто такой неофеодальный характер. Это показатель определённого исторического разрыва и серьёзная проблема.
А эта экономическая и правовая основа весьма важна для реализации современной концепции прав человека. Эволюция института частной собственности способствовала развитию концепции индивидуальных прав и свобод.
Дальше политические системы стран региона, кроме, может быть, Кыргызской Республики, стали развиваться в сторону авторитаризма той или иной степени жесткости. Демократические институты и механизмы, не развивались, приведя практически к исчезновению дееспособной политической оппозиции, свободных средств массовой информации и слабым гражданским обществам.
Это, в свою очередь, привело к экономическому эгоизму элит, особенно ярко выраженному в ходе экономического транзита от государственной плановой к рыночной экономике и приватизации государственной собственности.
Необходимо отметить, что в странах региона после объявления независимости не произошло смены элит. У власти остались те же коммунистические бюрократические элиты, которые и осуществили транзит от государственной плановой экономики и общенародной собственности к рыночной экономике и частной собственности.
Этот переход основывался на разгосударствлении и приватизации, осуществлённых в 90-х годах прошлого века. При этом именно эти элиты явились главными бенефициарами этого процесса. И поскольку сам процесс приватизации был непрозрачным и либо полузаконным, либо совсем незаконным, его бенефициары оказались весьма уязвимы с точки зрения источников их обогащения. Они стали миллионерами, мультимиллионерами, миллиардерами, стали контролировать большую часть национальных экономик, но при этом их состояния характеризуются незаконностью и нелигитимностью.
Незаконностью в смысле источников этих состояний, что постоянно предполагает возможность передела собственности при любой смене власти или обострении внутриэлитных противоречий и конфликтов. И нелигитимностью с точки зрения общественного восприятия этой частной собственности. Она, в общественном мнении, пусть и не так часто озвучиваемом, «украдена» у народа со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Приватизация 90-х годов заложила на всём постсоветском пространстве целые «минные поля», которые периодически «взрываются» в результате внутриэлитных конфликтов. Помимо природы самих режимов в странах региона, эта уязвимость не позволяет ни допустить какого-либо реального политического плюрализма и политической конкуренции, ни создать систему правовых институтов на принципах верховенства права. Любое движение в эту сторону рискованно для правящих элит. Но без решения этой проблемы никакое устойчивое развитие и политическая модернизация невозможны. И это ещё одна проблема, связанная с необходимостью «возвращения к справедливости» или «восстановления социальной справедливости».
Сомнительная законность и легитимность результатов приватизации стали, в том числе, и причинами торможения правовых реформ, и по существу функционирования вместо системы «rule of law» (верховенства права) системы «rule by law» (управления при помощи права).
Политические системы стали персонализированно-несменяемыми, с высокой степенью концентрации власти наверху управленческой пирамиды, со всё большей негибкостью государственного аппарата, понижением уровня компетентности и обоснованности принимаемых решений.
Если не фокусироваться сейчас на внешних вызовах, начиная с политики и устремлений региональных супердержав России и Китая, и заканчивая угрозами распространения исламского фундаментализма с юга, то именно то, о чём я говорил выше, я вижу как основные проблемы, вызовы и риски в ближайшем будущем.
Успехи экономических реформ без верховенства права и демократических институтов и процедур, без общественного участия и контроля быстро превратились и будут превращаться в экономические дивиденды элиты, усиливая разрыв между бедными и богатыми, социальное неравенство и создавая условия для будущих конфликтов.
Отсутствие верховенства права, эффективных и беспристрастных правовых институтов по поддержанию правил будет продолжать усиливать риск несправедливости, понижать уровень доверия к государственным правовым институтам, понижать уровень лояльности к государству.
Отсутствие демократических форм, институтов и процедур участия граждан в управлении своим государством будет усиливать патерналистские настроения в обществах стран региона, которые и так-то являются постсоветскими.
К тому же, к сожалению, как это особенно ярко проявилось в российско-украинском конфликте, постсоветские общества характеризуются целым «букетом» признаков или свойств, которые мало способствуют реализации современной концепции прав и свобод человека, особенно на ценностном уровне.
Ряд этих свойств имеют исторические причины: одни сформировались в далёком прошлом, другие – в советский период, третьи связаны с разочарованием и трудностями, прежде всего экономического характера, после распада Советского Союза.
Весь советский период общество существовало в атмосфере политического и социального иждивенчества, сакрализации государства и «единственно верного» марксистско-ленинского учения.
Общество и его члены никогда не были субъектом политики, в том числе общественной политики, а только – объектом. Объектом, который управлялся государством, контролировался государством, манипулировался государством, или точнее – находящейся у власти коммунистической партноменклатурой. Это общество можно назвать «государственным». В нём были детские и женские организации, ассоциации ветеранов или общества книголюбов и филателистов, в нём были профсоюзы, и всего только одна Коммунистическая партия. Но при наличии большого количества общественных ассоциаций до начала 90-х годов это общество невозможно было назвать гражданским. Да и сейчас, честно говоря, оно продолжает быть в большинстве стран региона «государственным». Помимо различных правоохранительных органов, через разного рода ГОНГО (созданные государством негосударственные организации), через созданные сверху союзы, альянсы и т.д. власти продолжают контролировать любые организованные общественные инициативы.
К тому же в советский период люди были вообще лишены права политического выбора, свободы выбора, и, соответственно, не сформировались общественные навыки делать выбор и брать на себя ответственность за свой выбор.
В государствах Центральной Азии, кроме Туркменистана, разрешены, назову это так, институциализированные формы диссидентства: правозащитные организации, немногочисленные независимые СМИ или граждански активные социальные организации. В остальном же мы имеем дело всё с той же формой взаимоотношений власти и общества, которая сложилась в советское время. Это отношения власти и подчинения, и ограниченного выбора.
Индивидуальные права и свободы не представляли тогда и практически не представляют сейчас самостоятельной ценности. Свобода слова, ассоциации, объединения, мирных собраний, выражения, совести и религии представляются весьма абстрактными. Лежащее в основе концепции прав человека уважение человеческого достоинства тоже не является стимулом. Подавляющее большинство членов нашего общества не готовы и не хотят чем-либо жертвовать для защиты своего человеческого достоинства и борьбы за свои права и свободы. Они не видят в этом практической пользы и не рассматривают это как ценностную ориентацию.
Добавлю ещё к этому то, что в течение тех же более 70 лет в обществе, несмотря на идеи интернационализма, равенства и братства, культивировались ксенофобия и агрессия по отношению к чужому, западному, капиталистическому и империалистическому. Советский Союз боролся за мир во всём мире путём поддержки всех возможных революционных движений.
Что примечательно, что уже в 2005 году, после так называемых «оранжевой» и «тюльпановой» революций, перед президентскими выборами в Казахстане по центральному телевидению был показан фильм о вреде революций. О том, какие страдания и разрушения приносят революции. Причём фильм начинался с Великой французской революции. То есть, преемники тех коммунистических властей, которые большую часть двадцатого века утверждали, что революция – это единственный способ борьбы за права угнетённого народа против угнетателей, эксплуататоров и капиталистов, после того как они в результате экономического транзита превратились в этих самых капиталистов, немедленно заговорили о вреде революций. Отсюда такое агрессивное неприятие «бархатных» революций, «арабских вёсен», «майданов» и т.д.
Советская пропаганда, от которой недалеко ушла, а в чём-то значительно опередила, современная российская пропаганда, основаны на конспирологических теориях, в которых народу, как таковому, обществу, отдельным индивидуумам отведена только роль инструмента для достижения политических целей. Любая независимая позиция, любое несогласие, по мнению пропагандистов, связаны с заговором, с «национал-предателями», «пятыми колоннами», деятельностью «врагов», которые финансируют этих несогласных.
Попытки контраргументировать, что смена общественно-политических формаций в XVII-XX-х веках не осуществлялась НПО на деньги Запада, а рабовладельческий строй разрушился без участия Госдепартамента США и ЦРУ, остаются безуспешными.
Искаженная картина мира, в которой отдельному человеку, группе граждан, общественным организациям с независимым мнением, с альтернативными идеями и концепциями в отношении организации общественно-политической жизни, нет места, «рисовалась» в течение десятилетий и продолжает в той или иной степени «рисоваться» и сейчас. И это не очень зависит от смены поколений граждан, живших в Советском Союзе и живущих сейчас в «независимых» государствах.
Наконец, драматичная ломка экономических и социальных устоев в 90-х годах при сохранении по существу того же общественно-политического устройства, привела к дискредитации самих понятий «свободы», «демократии», «верховенства права».
Несмотря на то, что на большей части постсоветского пространства у власти остались те же советские партийно-бюрократические элиты, которые перестали называть себя советскими и коммунистическими, а стали по существу олигархическо-клановыми, в обществе глубоко укоренилось представление, что демократы, которые практически нигде к власти не приходили, развалили великое государство – Советский Союз. Что свобода – это хаос и анархия. Что демократия – это свобода для власти грабить свой народ. Что верховенства права не бывает, и что власть всегда права. И если, основываясь на таком восприятии, «перевести стрелки» на внешний мир, на врагов в лице Запада и его «локомотива» – США, то народу некогда задумываться о собственных властителях, о других причинно-следственных связях.
Отдельные примеры стран Прибалтики, общественных импульсов в Грузии, Кыргызстане, Украине и Молдове, связанных с разными объективными и субъективными обстоятельствами, конечно, внушают некоторый оптимизм, но, тем не менее, не меняют общей картины, особенно в регионе Центральной Азии.
Ну и нельзя не затронуть внешние факторы. Несколько лет назад на одной из конференций мне довелось использовать такую метафору: главными врагами концепции прав человека и демократического устойчивого развития в современном мире являются нефть, газ, геополитические соображения и война с терроризмом. Причем последнее можно рассматривать более широко, как войну с экстремизмом, радикализмом и обеспечение некой достаточно вольно интерпретируемой властями многих государств стабильности.
Первые почти два десятилетия XXI века продемонстрировали, что эти враги побеждают на всех фронтах. Они побеждают во внутренней политике, потому что режимы в большинстве стран, обладающих нефтью и газом, диктаторские или в лучшем случае авторитарные, обычно сильно коррумпированные, используют свои ресурсы для обогащения элиты, удержания власти и максимального контроля над обществом.
Нефть и газ используются во внешней политике как сильный аргумент в международных отношениях, когда речь идет о необходимости хоть в какой-то мере следовать международным обязательствам в области обеспечения прав человека и верховенства закона.
Фактор геополитических соображений позволяет авторитарным властям стран, имеющих важное геополитическое расположение, использовать его как очень важный козырь во взаимоотношениях с демократическими государствами в контексте постоянно ведущейся борьбы за влияние в региональном и глобальном масштабе.
Война с терроризмом, экстремизмом и радикализмом, борьба за обеспечение стаби-льности в большинстве стран, даже не имеющих таких острых проблем, привела к подавлению инакомыслия, свертыванию гражданских прав и свобод.
Всё это вместе неизбежно приводит и будет приводить социально активных граждан к поиску альтернатив, открывая простор для радикализации в различных формах или эмиграции.
Мы имеем дело с комплексом проблем, некоторые из которых имеют исторические причины, другие связаны с новыми вызовами, но они все имеют глубинный характер и успешность их решения будет определять перспективы экономического и политического транзита, который в странах региона далеко не закончен.
Концептуальное понимание этих проблем, вызовов и рисков позволит, с моей точки зрения, вырабатывать более рациональные пути решения проблем, осуществления структурных и институциональных реформ в краткосрочной и долгосрочной перспективе.
Что же касается взаимоотношений стран региона и перспективности их развития, то мне представляется, что принадлежность стран Центральной Азии к одному региону географически абсолютно не означает наличия радужных перспектив их тесной интеграции в будущем. У них очень много различий, этнических, исторических, культурных, языковых и т.д. Да и с точки зрения экономического и политического развития различия очевидны.
Другой вопрос, что проблемы миграции, трансграничных рек или противодействия угрозам насильственного экстремизма и терроризма имеют трансграничный характер и предполагают совместную деятельность для их решения.
Но главное – это решение тех проблем, которые я описал выше, в рамках продолжения транзита, в начале которого по ряду параметров мы всё ещё находимся.
