Как сообщают СМИ, на прошлой неделе адвокатов Джохара УТЕБЕКОВА и Алимжана ОРАЛБАЯ прокуратура отстранила от защиты Муратхана ТОКМАДИ, алматинского бизнесмена, арестованного по обвинению в вымогательстве и совершении еще ряда преступлений. Причина? Они отказались дать подписку о неразглашении данных досудебного расследования.
Те, кем интересуется «каток» нашей следственно-прокурорско-судебной машины как подозреваемыми или обвиняемыми, или кто под него попал поневоле как потерпевшие, или кто интересуется уголовными делами просто из любопытства, знают, что последние несколько лет всё чаще стало невозможно ничего узнать о многих делах, потому что почти все участники процесса дают подписки о неразглашении тайны следствия.
Каждое не то что второе, а то и первое дело об экстремизме, или «громкое» дело в отношении высокопоставленного чиновника, особенно из правоохранительных органов (сразу становящегося бывшим), превращается в тайну. От начала и чаще всего до конца.
Расследование закрыто, суд закрыт, и текста приговора не слыхать и не видать. Кроме, например, пресс-информации военного суда о сроке лишения свободы, как по делу экс-председателя Комитета национальной безопасности РК Нартая ДУТБАЕВА. За что именно судили, что доказали, чего не доказали, что говорило обвинение, что – защита, что – свидетели, что – сам подсудимый – тайна за семью печатями. Даже Абдуллу ОДЖАЛАНА (лидер Рабочей партии Курдистана, с 1999 года отбывает пожизненное заключение в турецкой тюрьме на острове Имралы в Мраморном море. – Ред.) с Карлосом Шакалом (Ильич Рамирес САНЧЕС, международный террорист, отбывает пожизненное заключение во французской тюрьме Клерво. – Ред.) судили в ходе открытых судебных разбирательств. Это с учётом того, что во Франции, где судили Шакала, предварительное расследование не играет такой роли, как у нас.
Нашему правосудию международный пакт по барабану
То, что это никоим образом не соответствует стандартам справедливого судебного процесса, что ратифицированный Казахстаном Международный пакт о гражданских и политических правах, который, кстати, имеет приоритет по отношению к нашему Уголовно-процессуальному кодексу (УПК), в статье 14 (пункт 1) требует, чтобы «любое судебное постановление по уголовному или гражданскому делу было публичным, за исключением тех случаев, когда интересы несовершеннолетних требуют другого или когда дело касается матримониальных споров или опеки над детьми», – нашему правосудию, извините, по барабану.
Причём, что примечательно, сам наш УПК в начале содержит положения в отношении гласности и конфиденциальности, вполне соответствующие международным стандартам. Защищаются от разглашения государственные секреты, коммерческая и иная охраняемая законом тайна. Охраняются интересы детей и интимные стороны жизни. И всё!
При этом говорится, что отдельные судебные заседания, где рассматриваются именно материалы, содержащие госсекреты, могут быть закрыты. А там, где есть интересы несовершеннолетних или рассматриваются преступления, касающиеся интимных сторон жизни, и весь процесс может быть закрыт. А суд, ссылаясь в приговоре или постановлении на материалы дела, содержащие государственные секреты и иную охраняемую законом тайну, не раскрывает их содержание. То есть судебное решение должно оглашаться публично, потому что в нём не должно быть госсекретов.
Участники процесса дают обет молчания
А наш УПК устанавливает, что по делам, рассмотренным в закрытом судебном заседании, публично провозглашаются только вводная и резолютивная части приговора. То есть – кого, за что судили и к чему приговорили. А чем вину доказали – это тайна. И забавно, что при этом в тайну превращаются по существу все апелляционные жалобы и прочие документы, связанные с несогласием стороны защиты со стороной обвинения. Они же все на приговор, точнее на его мотивировочно-описательную часть, ссылаются. А ещё все допрошенные в суде свидетели – хоть со стороны защиты, хоть со стороны обвинения – тоже, по существу, засекречиваются.
Кстати, думаете, это мы только в уголовном процессе такое «замутили»? Не, всё значительно круче. В новом Гражданском процессуальном кодексе написано, что судебные акты объявляются публично. А в следующем абзаце читаем: «В закрытом судебном заседании в соответствии с законом осуществляются рассмотрение и разрешение дел, включая оглашение решения, содержащих сведения, являющиеся государственными секретами».
Иначе говоря, тут всё решение – закрыто. И как на него жаловаться? Или за какими-нибудь независимыми экспертизами обращаться? И вообще, строго говоря, об этом решении никому говорить нельзя. Оно же всё, по самую маковку, одна большая тайна.
Но вернёмся к этапу расследования. Тут всех – и свидетелей, и защитников, и экспертов, и специалистов, и переводчиков, и понятых – обязали (цитирую закон) «не разглашать сведения об обстоятельствах, известных по делу».
Вы не поверите – и даже потерпевших! То есть моему имуществу, здоровью и т. д. нанесли ущерб, а следователь может сказать: давай подписку о неразглашении сведений об обстоятельствах, известных по делу. Чтобы ты обо всём этом никому не рассказывал. А туда можно ведь вообще всё записать. И что теперь?
От подписки о неразглашении освобожден только обвиняемый
А знаете, кто освобождён от этой обязанности? Только сам подозреваемый или обвиняемый. Как-то упустили это. Зато компенсировали избранием меры пресечения в виде ареста. Это, кстати, ещё одно, как мне кажется, объяснение, почему у нас так часто подозреваемых и обвиняемых «закрывают». Потому что на свободе он может много чего рассказать, а так изолировали – и всё.
Зато можно взять такое обязательство от защитника, которым может быть адвокат или, например, близкий родственник. И как, скажите, в таких обстоятельствах стороне защиты собирать доказательства, искать свидетелей и т. д.? Не говоря уже о том, чтобы информировать заинтересованную общественность. Да ещё в условиях, когда органы особенно не стесняются, весьма вольно относясь к презумпции невиновности, трубить в СМИ о поимке «преступников» или распространять кадры оперативной видеосъёмки.
У органов предварительного расследования есть все возможности собирать доказательства, уличающие подозреваемого или обвиняемого. Хотя они по закону должны искать и доказательства, оправдывающие его. Ну, это, по-моему, из области фантастики. У кого есть такие примеры, прошу поделиться.
А оправдывать – это дело обвиняемого и его защиты. И они должны использовать для этого любые доступные им и законные средства. Причём неарестованный обвиняемый это может делать без проблем, а его адвокат – с оглядкой на подписку о неразглашении всего, что он узнал в ходе следственных действий. И поскольку в обязанности адвоката входит оказание квалифицированной юридической помощи, то возникает вопрос: а может ли адвокат, который дал подписку о неразглашении, советовать что-то своему подзащитному, который такой подписки не давал, а тем более его родственникам?
Зима идёт, мрак надвигается
Вопросы, вопросы… А пока, с учётом ситуации с Утебековым и Оралбаем, тайны всё больше.
Как там в «Игре престолов»? Зима идёт, мрак надвигается! В смысле, уголовный процесс потихоньку превращается в охраняемую следователем и судьёй тайну. И явно не в интересах обеспечения гласности, публичности, равенства сторон и прочих прибамбасов беспристрастного и обеспечивающего справедливость правосудия.
ИСТОЧНИК:
Ratel.kz
http://ratel.kz/outlook/ugolovnyj_protsess_v_kazahstane_tajna_za_semju_pechatjami
